Быстрый переход к готовым работам
|
Великое пятикнижие
Пять больших романов -
«Бедные люди», «Униженные и оскорбленные»,
«Идиот», «Бесы», «Братья Карамазовы» - не случайно называют великим
пятикнижием, ибо при всем несходстве тем, сюжетов, героев между ними существуют
глубинные внутренние связи. [1] О чем «рассуждают
русские мальчики?» - спрашивает Иван Карамазов. И отвечает: «О мировых вопросах,
не иначе: есть ли Бог, есть ли бессмертие? А которые в Бога не веруют, ну те о
социализме и об анархизме заговорят, о переделке всего человечества по новому
штату, так ведь это один же черт выйдет, все те же вопросы, только с другого
конца».[2] За парадоксом Ивана
открывается нечто очень важное, объединяющее пятикнижие. Его главные герои -
именно такие «русские мальчики» (Раскольникову 21 год, Аркадию Долгорукому -
19, Алеше Карамазову - 20, Ивану - 23), которые пытаются разрешить «мировые»
вопросы: о «переделке» мира «по новому штату», о путях и возможности этого
грандиозного деяния. Судьба Раскольникова
показала, что насилием и кровью нельзя привести людей к счастью, но очень легко
обречь на вселенскую катастрофу. Если сон о трихинах, продемонстрировавший
такую возможность, заставил Раскольникова отказаться от «наполеоновской» идеи,
то герой «Бесов» - мошенник от социализма Петр Верховенский - мечтает о
вселенской смуте: «Мы провозгласим разрушение... Мы пустим пожары... Мы пустим
легенды... Ну-с, и начнется смута! Раскачка такая пойдет, какой еще мир не
видал...».[3] Эта кровавая «раскачка»
будет «первым шагом» к созданию «земного рая», то есть общества абсолютного
«равенства». Его принципы сформулировал Шигалев, доведя до логического предела
постулаты социалистических учений: «...Каждый член общества смотрит за другим
и обязан доносом. Каждый принадлежит всем, а все каждому. Все рабы и в рабстве
равны. В крайних случаях клевета и убийство, а главное - равенство. Первым
делом понижается уровень образования, наук и талантов. Высший уровень наук и
талантов доступен только высшим способностям, не надо высших способностей!..
Высшие способности... изгоняют или казнят... Цицерону отрезывается язык,
Копернику выкалывают глаза, Шекспир побивается каменьями... Рабы должны быть
равны: без деспотизма еще не бывало ни свободы, ни равенства, но в стаде должно
быть равенство...».[4]
За «пятеркой» «наших»,
организованной Петром Верховенским, за скреплением ее кровью просматриваются
приметы Нечаевского дела, в свое время всколыхнувшего Россию. Но социальные
эксперименты XX века заставляют прочитывать «Бесы» как роман-предупреждение. Шигалевские идейки
отзываются и в романе «Братья Карамазовы» - в том варианте общества
«счастливых младенцев», которое Великий инквизитор в поэме, сочиненной Иваном,
противопоставляет заветам Христа. Однако в последнем романе пятикнижия проблема
общественного устройства уже напрямую связана с вопросом о природе человека и о
его выборе - свободы или «хлеба земного». «Широк человек, слишком
даже широк»,- говорит Дмитрий Карамазов, ибо в нем «все противоречия вместе
живут»: «Тут дьявол с Богом борется, а поле битвы - сердца людей!».[5]
«Слишком даже широки» у Достоевского Свидригайлов, Ставрогин, Версилов, Иван
Карамазов, «загадка» которых притягивает и отталкивает окружающих, ибо эти
герои дошли до тех пределов свободы личности, за которыми начинается ее
разрушение. «Дьявол с Богом
борется» в сердцах Раскольникова, Парфена Рогожина, Дмитрия Карамазова и
«подростка» Аркадия Долгорукого, отпрыска «случайного семейства», которому
суждено на пороге взрослой жизни узнать обоих отцов - «русского европейца»
Версилова и «русского странника» Макара Долгорукого. «Все противоречия вместе
живут» в уме и сердце Настасьи Филипповны, мечущейся между сознанием своей
безвинности и чувством вины-греховности до самого конца - до ножа Рогожина. Непротиворечивы и
светлы у Достоевского только те герои, на духовном лике которых лежит отблеск
«единственного на свете положительно прекрасного лица», каковым был для
писателя Христос - «идеал человека во плоти». Первым из таких героев
стал «идиот» - князь Лев Николаевич Мышкин. В мир, где царствуют деньги и чины,
где «нетерпеливый нищий» Ганя Иволгин готов во имя денег жениться на
презираемой им наложнице Тоцкого, а этот «мужчина с камелиями» для собственной
утехи воспитал девочку, в которой угадал будущую удивительную красавицу,- в
такой мир приходит наивный и чистый человек, верный единственному закону -
закону любви, сострадания, добра. Мышкин не в силах
исправить мир или спасти людей, хотя бы Настасью Филипповну, он погибает сам,
погружаясь во мрак безумия. Но во всем, «к чему он ни прикоснулся, он оставил
неисследимую черту» - напомнил об идеале человека, о том, что он существует. Близок к идеалу и Алеша
Карамазов, «ранний человеколюбец», в котором Достоевский видел новый тип
современного деятеля, совершенно не похожий на прежние.[6]
Духовный наставник Алеши старец Зосима говорит, что рай - это «подвиг
братолюбивого общения», тогда как ад - это «страдание о том, что нельзя уже
больше любить». Если Иван носит «ад» в груди, то Алеша как раз и пытается воплотить
«рай» на земле, осуществляя «братолюбивое общение» с братьями и помогая
установить его между Илюшей и мальчиками. Эпилог романа, где Алеша и двенадцать
мальчиков клянутся у Илюшиного камня пронести минуту такого «общения» через всю
жизнь, конечно, символичен. На протяжении
семидесятых годов Достоевский был занят еще одним важным делом - созданием и
изданием «Дневника писателя». Так назывался единоличный журнал, который выходил
ежемесячно на протяжении 1873, 1876 и 1877 годов. На его страницах Достоевский
делился с читателями своими размышлениями о внешней и внутренней политике
России, анализировал ряд известных судебных процессов, откликался на злободневные
вопросы общественной и литературной жизни, делился воспоминаниями. Говоря о глубочайшей
народности и «всемирной отзывчивости» Пушкина, Достоевский назвал их
пророчеством для «будущих грядущих русских людей», которые когда-нибудь
поймут, что «стать настоящим русским» значит «стремиться внести примирение в
европейские противоречия», искать «слово великой общей гармонии, братского
окончательного согласия всех племен по Христову евангельскому закону». В этих
словах Достоевского звучит вовсе не великодержавный шовинизм и не мессианство,
а заветная мечта о братском союзе всех европейских народов, включая русский.[7] [1] Бурсов Б. И.
Личность Достоевского: Роман-исследование.- Л., 1974. [2] Бем, А. Л. У
истоков творчества Достоевского: Грибоедов, Пушкин, Гоголь, Толстой и
Достоевский. В сб.: «О Достоевском», т. III. Берлин, Изд-во «Петрополис»,
1986. [3] Бем, А. Л. У
истоков творчества Достоевского: Грибоедов, Пушкин, Гоголь, Толстой и
Достоевский. В сб.: «О Достоевском», т. III. Берлин, Изд-во «Петрополис»,
1986. [4] Кирпотин, В. Я.
Ф. М. Достоевский. М., Гослитиздат, 1960. [5] Кирпотин, В. Я.
Ф. М. Достоевский. М., Гослитиздат, 1960. [6] Кирпотин, В. Я.
Ф. М. Достоевский. М., Гослитиздат, 1960. [7] Ковалевская С.
В. Воспоминания и письма / Под ред. и коммент С Штрайха.- 2-е изд., исправл.-
М., 1961. Заказать написание авторской работы |
|