Наиболее важным представляется установить соотношение понятий «политическая религия» и «религиозный фундаментализм». Некоторые авторы употребляют их как синонимы (Бассам Тиби, фактически, называет «исламским фундаментализмом» политический ислам). Однако, по нашему мнению, слово «фундаментализм» является в данном случае крайне неподходящим синонимом. Фундаментализм означает "приверженность основам", т.е., уважение наиболее существенных, наиболее твердых принципов данной религии. Говоря о фундаменталистах, мы обычно подразумеваем "теологически грамотных" людей, знающих догматы своей религии и активно ее исповедующих (например, предполагается, что русский православный фундаменталист должен посещать церковь по крайней мере раз в неделю). Фундаментализм, таким образом, не обязательно связан с политической активностью. Во всяком случае, в рамках фундаментализма необходимо различать политические и неполитические формы.

В отличие от политической религии, фундаментализм сфокусирован на прошлом. Его можно назвать также традиционализмом или религиозным консерватизмом, в то время как политические религии стремятся не к возрождению прошлого, а к тому, чтобы разрешить наиболее животрепещущие проблемы современности. Отсюда разница между научным и популярным восприятием политического ислама. Если массовое сознание склонно видеть в нем нечто архаическое, возврат к прошлому, к «средневековью», то ученые рассматривают его как явление современное, ничуть не менее оторванное от «основ», чем самый радикальный модернизм. Американский специалист по политическому исламу Джон Эспозито возражает против характерного для Запада понимания исламского

активизма как антимодернистского возврата к прошлому^[1]. Дэйл Айкельман (Дартмутский Колледж) также пишет, что «исламский активизм, несмотря на то, что его приверженцы заявляют о желании восстановить «изначальный» ислам, является абсолютно современным феноменом»^[2].

Различия между фундаментализмом и политической религией можно проиллюстрировать примером иранского ученого Али Шариата (1933-1977), который считается одним из предшественников Хомейни. Шариата ни в коей мере не был шиитским фундаменталистом, поскольку считал своей основной задачей шиитскую интерпретацию революционных идей латиноамериканских партизан. Неудивительно, что его взгляды встретили противодействие традиционных шиитских теологов (которых вполне можно назвать фундаменталистами), и что они осудили его как "марксиста", "атеиста" и "ваххабита"^[3]. Теологический центр Хосейние Эршад, где работал Шариата, традиционалисты называли Кафиристаном (Домом неверных). Джон Эспозито отмечает, что "..."возвращение к исламу" у Шариата было не отступлением к средневековому исламскому мировоззрению консервативных улемов, но революционным видением раннего шиитского ислама, который стал вдохновляющей основой реинтерпретации ислама в современном духе"^[4].

Американский ученый Эрванд Абрахамян считает идеологию Хомейни скорее версией латиноамериканского популизма, чем шиизма и предлагает обозначать ее не как «исламизм», а как «хомейнизм». Абрахамян утверждает, что если под фундаментализмом понимать догматическую приверженность традиции и отрицание современного общества, Хомейни, который постоянно подчеркивал необходимость «импорта» современной цивилизации в мусульманский мир, безусловно, не является фундаменталистом^[5]. Сторонники Хомейни считали традиционалистов отсталыми реакционерами. «Хомейнизм, подобно латиноамериканскому популизму, провозглашал себя возвратом к «истинным корням» и средством избавления от «космополитических идей»... Однако на самом деле многие лозунги и ключевые концепции были позаимствованы из внешнего мира, особенно из Европы» - утверждает Абрахамян^[6]. С учетом сказанного, едва ли можно говорить о «фундаментализме» Хомейни. В.И.Юртаев полагает, что оценка исламской революции как возврата к прошлому «была бы верной, если бы перестала существовать современная система социализации, важнейшими инструментами которой в Иране являются школа и университет. Однако, сохранив современную систему социализации, аятолла Хомейни попытался наполнить ее традиционным, исламским содержанием. Эта задача была решена путем реализации в общеполитическом курсе страны созданной им религиозной идеологии»^[7] - т.е., хомейнизма.

Разные авторы употребляют разные термины, однако подавляющее большинство проводит четкое различие между направлением в исламе, ориентированном на консерватизм, охранительство, неприятие резких политических действий - «традиционализмом», «религиозным консерватизмом» и радикальным направлением, ориентированным на революционное изменение современной

действительности - «фундаментализмом», «политическим исламом», «исламизмом» и т.д. Так, А.А.Игнатенко различает либеральный (модернизаторский), джихадистский (фундаменталистский) и традиционалистский ислам.          Традиционалистский он

определяет как оправдание сложившегося статус-кво и отрицание резких перемен^[8].

Е.М.Прошина и А.В.Добин выделяют в исламе три направления: реформистско- модернизаторское (синтез ислама с либеральными     или социалистическими

ценностями); фундаменталистское (восстановление чистого ислама, основанного не на букве, а на духе) и традиционалистское (возврат к добуржуазным социальным и политическим институтам)^[9]. Свою классификацию дает и М.З.Хусейн^[10] - он выделяет "фундаменталистов" - пуритан, революционеров, сторонников независимых рассуждений (иджтихада) и противников Запада и "традиционалистов" - тех, кто хочет сохранить ислам в средневековой форме. По его мнению, "традиционалисты" обычно аполитичны, пассивны и ориентированы на сохранение статус-кво. Помимо этого он выделяет также "модернистов" - тех, кто не боится инкорпорировать в ислам западные идеи, и "прагматиков" - не практикующих мусульман.

По нашему мнению, однако, слово «фундаментализм» не совсем отражает существенные характеристики современного политического ислама и вообще политических религий. Это становится особенно очевидным, если мы посмотрим, кого именно относят к «фундаменталистам», и каких, собственно, позиций эти «фундаменталисты» придерживаются. Так, Хусейн пишет, что фундаменталисты выступают за буквальное понимание Корана и Сунны, но при этом "готовы интерпретировать букву закона шире, чем в прошлом"^[11]. Из этих довольно противоречивых описаний видно, что у Хусейна нет четкого понимания различий между теми, кого он называет, соответственно, "фундаменталистами", "традиционалистами" и "модернистами". В конечном итоге он выделяет как основное различие между "фундаменталистами" и "традиционалистами" не разные интерпретации ислама, а отношение к политической деятельности: традиционалисты "презирают политическую деятельность" и поэтому "часто легко кооптируются мусульманскими режимами для поддержки статус-кво"^[12]. Сходной позиции придерживается и А.Малашенко, который полагает, что фундаментализм - это мировоззренческие представления, ориентированные на восстановление ценностей шариата и возвращение в золотой век ислама, а исламизм - «политическое действие, направленное на установление исламского государства, т.е., реализацию главной цели фундаменталистской идеологии»^[13]. Однако такой подход не учитывает возможности политического фундаментализма.

При ближайшем рассмотрении оказывается, что не все фундаменталисты аполитичны, и тем более - не все они являются сторонниками статус-кво. Статус-кво обычно поддерживает религиозный истэблишмент. Часть фундаменталистов может к нему примыкать, в то время как другая часть не хочет мириться с там, что современный мир отошел от традиций прошлого. Но как бы ни стремились фундаменталисты вернуться в доглобальный, досовременный мир - они не просто вынуждены жить в современном мире, их мировоззрение тоже сформировано этим миром. Хотят они того или не хотят, но в их видение прошлого попадают элементы современных идеологий, а чтобы добиться своих целей, они часто используют современные методы борьбы. Такую форму фундаментализма мы предлагаем считать особой разновидностью политических религий - политическим фундаментализмом. В отличие от сторонников политических религий, политические фундаменталисты стремятся к возвращению в прошлое - то есть, к изоляции от глобального мира, к инкапсуляции собственной культуры и к ликвидации большинства современных институтов. Однако, чтобы добиться этих целей, политические фундаменталисты вынуждены действовать средствами современного мира. Иногда эти средства изменяют их мировоззрение и тогда фундаменталистская идеология начинает все больше и больше напоминать политические религии, которые фундаменталисты клеймят как ереси и искажение основ вероучения. Политические фундаменталисты США, например, считают мир погрязшим во зле и обреченным на гибель, но не ограничиваются констатацией этого факта, а ведут против власти Сатаны политическую борьбу, которая всегда может перейти в борьбу вооруженную. Носителями фундаментализма в западном обществе выступают силы, хотя и существующие в самом ядре современной цивилизации, но воспринимающие модернизацию как нечто внешнее по отношению к себе. В их сознании живет идеальное представление о том, какой могла бы быть западная цивилизация, не стань она глобальным агентом модернизации. Разумеется, общественная поддержка у таких сил всегда будет менее широкой, чем у фундаменталистских сил незападного мира, которые, по крайней мере, могут сослаться на реальное прошлое своей цивилизации.

Наиболее логичной представляется точка зрения Джона Эспозито, который отмечает несколько исторических реакций мусульманского мира на воздействие Запада: (1) отрицание и отказ от сотрудничества; (2) секуляризация и вестернизация (затрагивают, в основном, элиту); (3) "модернизм", который " не стремится восстановить стародавнее прошлое, но хочет переформулировать свое исламское наследие в ответ на политический, научный и культурный вызов Запада"^[14]. Очевидно, что понимание модернизма у Эспозито, расходится с более распространенной точкой зрения, что модернизм в исламе представлен как раз тенденцией к секуляризму и