Превышение власти при осуществлении функции уголовного преследования

можно без осведомленности и молчаливого согласия процессуально уполномо­ченных лиц. Поэтому здесь имеет место не просто необходимое соучастие, а не­обходимое соисполнительство. Объясняется это тем, что в соответствии со сло­жившейся практикой соисполнителем признается лицо, которое не только полностью, но и частично выполняет объективную сторону преступления. На­пример, при краже, грабеже или разбое соисполнителями являются не только субъекты, непосредственно изымавшие имущество, но и те; кто, согласно предва­рительной договоренности, не проникая в жилище, участвовали во взломе дверей, запоров, решеток, вывозили похищенное, подстраховывали других соучастников от возможного обнаружения преступления^[4].

Иные лица могут принуждать к даче показаний подозреваемого, обвиняемо­го, потерпевшего или свидетеля по собственной инициативе, а также по просьбе следователя. Вместе с тем при подстрекательстве следователем иных лиц к пону­ждению к даче показаний ссылаться на ч. 4 ст. 33 УК РФ не нужно, так как следо­ватель или дознаватель одновременно выступают в качестве соисполнителей пре­ступления.

Еще одним проявлением нарушения долга службы следователем (дознавате­лем) в комментируемом посягательстве является попустительство очевидно про­тивоправным действиям «других лиц», понуждающих возможных потерпевших к даче показаний. Само по себе отсутствие реакции на совершаемое преступление представляет собой должностное злоупотребление. В соответствии с постановле­нием Пленума Верховного Суда Российской Федерации «О- судебной практике по делам о злоупотреблении должностными полномочиями и о превышении должно­стных полномочий» существенный вред интересам личности, общества и государ­ства, характерный для преступного злоупотребления должностными полномочиями, может выражаться в нарушении «...права на эффективное средство правовой защи­ты в государственном органе...»^[5]. Подобный ущерб, безусловно, характерен для посягательства, предусмотренного ч. 2 ст. 302 УК РФ. Но как было показано выше, следователь и дознаватель являются необходимыми соисполнителями понуждения к даче показаний другими лицами и нести ответственность за бездействие власти в от­ношении ими же совершаемых преступлений очевидно не могут.

Какие цели преследовал законодатель, расширяя круг субъектов принужде­ния к даче показаний? В результате внесенных изменений снят вопрос о квалифи­кации действий лиц, фактически принуждавших участников уголовного судопро­изводства к даче показаний, но не выступающих в роли следователя или дознавателя. Действительно, имеет ли значение то, кто именно накануне следст­венного действия, связанного с получением показаний, или при его проведении оказывает психологическое или физическое давление на подозреваемого, обви­няемого, потерпевшего, свидетеля - сам следователь-или другие лица с его согла­сия. Все они непосредственно посягают на правосудие. Действующая редакция ч. 1 ст. 302 УК РФ свидетельствует о том, что при принуждении к даче показаний «другими лицами» следователь или дознаватель выступают в качестве соиспол­нителей преступления. Подобный подход, безусловно, является новым и требует теоретического осмысления.

Норма, предусмотренная ст. 303 УК РФ, является новеллой в отечественном уголовном законодательстве. «Все деяния, указанные в статьях главы 31 УК РФ, посягают на интересы правосудия, и ответственность за эти преступления преду­смотрена исходя из важности правовых последствий, которые наступают в ре­зультате принятых по делам решений. Законность и обоснованность этих реше­ний в полной мере зависит от достоверности положенных в их основу доказательств. Поэтому не может оставаться в силе решение, вынесенное на фальсифицированных фактических данных»^[6].

В диспозиции ч. 1 ст. 303 УК РФ понятие «фальсификация» не раскрывается. «Фальсификация (подделка), - отмечается в одном из определений высшей су­дебной инстанции, - означает сознательное искажение представляемых доказа­тельств»^[7]. JI. В. Лобанова считает, что к способам этого преступления следует также отнести уничтожение или изъятие доказательств, отказ компетентного должностного лица в приобщении к делу имеющих значение данных^[8]. Но унич­тожении или изъятие доказательств представляет собой их ликвидацию, а в норме речь идет о фальсификации, т.е. об искажении. Поэтому, комментируя ст. 303 УК РФ, В. В. Демидов пишет: «Не образуют данного состава изъятие дока­зательств из уголовного дела или его уничтожение»^[9].

Еще одна проблема состоит в признании либо непризнании преступлением такого внесения изменений в процессуальные документы, которое не искажает существа изложенных в носителях доказательств обстоятельств. С точки зрения

В.В. Демидова, при фальсификации доказательств (ст. 303 УК РФ) не имеет зна-

640 гг

чения то, какую роль они сыграли при рассмотрении уголовного дела . Так, по делу Р. разъясняется: «Если имела место подделка документа, значит, она была совершена независимо от мотива, с прямым умыслом, который обнаружен в фальсифицированном документе, в данном случае в протоколе допроса, состав­ленном от имени Р., с его фиктивной подписью»^[10]. В данном судебном решении примечательно также то, что предметом преступления, предусмотренного ст. 303 УК РФ, признан протокол допроса, хотя в качестве доказательств высту­пают показания свидетеля, потерпевшего, подозреваемого или обвиняемого.

Президиум Омского областного суда признал виновным в фальсификации доказательств дознавателя, который сначала на улице побеседовал со свидетелем, а через некоторое время в служебном кабинете оформил протокол допроса. «Пре­ступление, предусмотренное ч. 2 ст. 303 УК РФ, - отмечается в постановлении суда надзорной инстанции, - содержит формальный состав и становится общест­венно опасным с момента совершения лицом действий, независимо от того, какие

642

вредные последствия повлекли эти действия» .

Безусловно, любое нарушение норм УПК РФ судом, прокурором, следовате­лем, органом дознания или дознавателем в ходе уголовного судопроизводства влечет за собой признание недопустимыми полученных таким путем доказа­тельств. Но это вовсе не значит, что любое, даже формальное, нарушение процес­суальных норм общественно опасно и является преступлением. Следует согла­ситься с А. М. Барановым и С. В. Супруном: «Целью производства в конечном счете является не само производство и даже не обеспечение прав его участников, а разрешение вопросов: было ли нарушено материальное право лиц и государства, защищаемое уголовным законом? Каким образом оно должно быть восстановле­но?»^[11]. В отдельных решениях по делам о предусмотренных ст. 303 УК РФ дея­ниях высшая судебная инстанция обращает внимание на необходимость выясне­ния мотивов и целей их совершения. Так, было прекращено уголовное дело в отношении следователя, который сам изготовил протокол допроса потерпевшей, основываясь на обстоятельствах, изложенных в ее объяснении. Суд установил, «...что фальсификация доказательств не оказывала влияния на разрешение дела по существу»^[12].

Судебная практика по ст. 303 УК РФ выявила еще одну проблему ее приме­нения. Рассматривая уголовное дело в отношении следователя М., суд признал, что подпись от имени потерпевшей в протоколе допроса выполнена не следовате­лем, а «другим лицом». При этом суд не выяснил, при каких обстоятельствах и с какой целью «другое лицо» исполнило подпись потерпевшей в протоколе допро­са, и какова в этом была роль М. Установив, что следователь не исполняла под­пись за потерпевшую в протоколе допроса, суд не указал в приговоре, в чем именно заключалась фальсификация ею доказательств. Также по делу не были ус­тановлены умысел, мотив и цель совершения преступления^[13].

В качестве основного обстоятельства, подлежащего доказыванию, выступает событие преступления, его время, место и способ совершения (п. 1 ч. 1 ст. 73 УПК РФ). Но при обвинении конкретного лица самого события преступле­ния очевидно недостаточно, важно установить факт совершения преступления именно данным субъектом. Это вытекает из законодательного понятия преступ­ления (ч. 1 ст. 14 УК РФ). Как было показано выше, объективную сторону фаль­сификации доказательств составляют действия по искусственному созданию или уничтожению доказательств в пользу обвиняемого или потерпевшего. Как видим, в приведенном примере следователь преступления непосредственно не соверша­ла, а лицо, которое учинило подложную подпись в -.протоколе допроса, не уста­новлено. Получается, что преступление осталось нераскрытым.

Возможен второй вариант развития ситуации. Допустим, что личность граж­данина, который по просьбе следователя расписался в подложном протоколе до­проса за потерпевшую, известна. Не будучи лицом, производящим дознание, сле­дователем, прокурором или защитником (ч. 2 ст. 303 УК РФ), человек, подделавший такую подпись, не может выступать в качестве исполнителя иссле­дуемого посягательства. В соответствии с ч. 4 ст. 34 УК РФ, лицо, не являющееся субъектом преступления, специально указанным в соответствующей статье Осо­бенной части Уголовного кодекса, участвовавшее в совершении преступления, предусмотренного этой статьей, несет уголовную ответственность за данное пре­ступление в качестве его организатора, подстрекателя либо пособника. Следова­тельно, действия гражданина, учинившего чужую подпись, нужно квалифициро­вать по ч. 5 ст. 33, ч. 2 ст. 303 УК РФ, т.е. как пособника к фальсификации доказательств. Однако заметим, что в ч. 4 ст. 34 УК РФ речь идет об участии в со­вершении преступления наряду с другими лицами, т.е. возможными субъектами вменяемых составов. В рассматриваемой ситуации объективная сторона фальси­фикации была усмотрена судом в учинении подложной подписи потерпевшей, в ее реализации следователь непосредственного участия не принимал. Если мы признаем его подстрекателем, склонившим другое лицо к фальсификации, то пре­ступление остается без исполнителя.