Понятие языковой личности

Понятие языковой личности, наиболее активно разрабатываемое по­следние тридцать лет, впервые было сформулировано в книге В. В. Вино­градова “О поэтическом языке”, хотя отдельные замечания по данному во­просу можно найти уже в работах лингвистов XIX - начала XX веков (В. Гумбольдта, Г. Штейнталя, В. Вундта, Я. Гримма, А. Мейе, J1. Вайсгербе- ра, И. А. Бодуэна де Куртене и А. А. Шахматова. Как отмечает Г. И. Богин, «фактически В. В. Виноградов обобщил результаты очень значительной истории понятия «языковой личности», представленного до него в неяв­ной форме» [Богин, 1984, с. 11].

В. В. Виноградов исследовал языковое творчество личности, которое он рассматривал как «результат выхода ее [языковой личности] из все су­жающихся концентрических кругов тех коллективных субъектов, формы которых она в себе носит, творчески их усваивая» [Виноградов, 1980, с.

90]              . Он отмечал, что «индивидуальное словесное творчество в своей структуре заключает ряды своеобразно слитых или дифференцированных социально-языковых и идеологически-групповых контекстов, которые ос­ложнены и деформированы специфическими личностными формами» [с.

91]              . При исследовании языковой личности В. В. Виноградов считал необ­ходимым изучение parole (индивидуального речевого опыта) как сферы «творческого раскрытия языковой личности» [с. 91].

Таким образом, в работах В. В. Виноградова были намечены основ­ные принципы изучения языковой личности, такие как опора на создавае­мые ею тексты, учет включенности данной ЯЛ в различные «коллективные

субъекты». Кроме того, само выделение таких «коллективных субъектов» позволяет говорить об изучении ЯЛ в двух планах: 1) как индивидуально­сти и 2) как типовой личности. Однако в работах В. В. Виноградова мы встречаемся с изучением ЯЛ в первую очередь именно как индивидуаль­ности.

Обращение к теории языковой личности в наше время вызвано гу­манизацией всех наук. Повышенное внимание к человеку, его проблемам делает основным объектом изучения современной лингвистики homo loquens. Как отмечает Ю. Н. Караулов, “нельзя познать сам по себе язык, не выйдя за его пределы, не обратившись к его творцу, носителю, пользо­вателю - к человеку, к конкретной языковой личности” [Караулов, 1987, с. 7]. При этом ЯЛ рассматривается «не как часть многогранного понимания личности, а как вид полноценного представления личности, вмещающий в себя и психический, и социальный, и этический, и другие компоненты, но преломленные через ее язык, ее дискурс» [Язык и личность, 1989, с.7].

Понятие ЯЛ тесно связано с такими понятиями, как языко­вая/коммуникативная компетенция, языковое сознание, языковое сущест­вование, коммуникативное поведение.

Для современной лингвистики стало традиционным различение по­нятий знание языка и владение языком, идущее от работ Н. Хомского [Chomsky, 1965], который выделял языковую компетенцию (linguistic com­petence) - потенциальное знание языка, существующее в виде внутренней грамматики, и языковую активность (linguistic performance) - применение языковой компетенции в реальной речевой деятельности. Несмотря на то, что в дальнейшем эта концепция была подвергнута серьезной критике за чрезмерную грамматикализацию и невнимание к реальной ситуации об­щения, термин «языковая компетенция» активно используется по сей день, хотя его содержание и претерпело значительные изменения.

Ю. Д. Апресян выделил следующие составляющие языковой компе­тенции: 1) способность к перефразированию; 2) способность различать омонимичные и находить синонимичные высказывания; 3) способность отличать правильные высказывания от неправильных; 4) способность вы­бирать средства выражения мысли в соответствии с социальными, терри­ториальными и другими особенностями ситуации общения и с учетом личностных характеристик ее участников [Апресян, 1995, с. 124].

Такое понимание языковой компетенции частично пересекается с понятием языковое сознание. Так, в частности, Г. В. Ейгер, отмечавший, что «специфика этого феномена обнаруживается ... в процессе функцио­нирования», выделял следующие функции языкового сознания: 1) отража­тельную (создает языковую картину мира); 2) оценочную (включает в себя в том числе и нормативный аспект); 3) ориентировочно-селективную (свя­зана с выбором языковых средств в соответствии с коммуникативным за­данием; 4) интерпретационную; 5) регулятивно-управляющую [Залевская, 2000, с. 93-94]. Как можно заметить, оценочная и ориентировочно­селективная функции, по Ейгеру, вполне могут быть соотнесены с умени­ем различать правильные и неправильные высказывания и «селективной способностью», по Апресяну.

Д. Хаймс наряду с языковой компетенцией выделяет компетенцию коммуникативную, которая позволяет «человеку быть не просто говоря­щим, а членом социально обусловленной системы общения» [Язык- культура- этнос, с. 68]; для раскрытия содержания этого понятия важны три компонента: словесный репертуар (ср. с языковой компетенцией), языковые обычаи, или шаблоны (т.е. «представление о типах организации различных по жанру текстов, о правилах общения двух или более говоря­щих и т.п.), и области языкового {коммуникативного) поведения.

На связь языковой способности с процессом социализации указывал и Ч. Филлмор. Он так же, как и Хаймс, пытался разграничить языковую и коммуникативную компетенцию, понимая под последней знания о таких компонентах акта коммуникации (коммуникативного события), как лич­ности адресанта и адресата сообщения, «осведомленность отправителя о посреднике или очевидце коммуникативного события, код, используемый собеседниками, тема и специфическое содержание сообщения, форма его, свойства канала, посредством которого передается сообщение, обстановка или социальная ситуация, в рамках которой имеет место сообщение, и функция, которую имеет сообщение в данной ситуации» [Язык-культура- этнос, с.68-69].

Вся работа доступна по ссылке

https://mydisser.com/ru/catalog/view/410237.html