Психолингвистические закономерности порождения речевого высказывания

Все ведущие направления современной методики русского языка как иностранного называют своей целью формирование коммуникативной компетенции, практического владения языком, проявляющегося в умении решать средствами этого языка актуальные для иностранных учащихся задачи общения (Е.М. Верещагин, М.Н. Вятютнев, В.Г. Костомаров, О.Д. Митрофанова и др.). В качестве объекта обучения с позиций коммуникативно-деятельностного подхода выступает речевая деятельность учащихся.

Решение проблемы совершенствования устной речи иностранных стажеров, тесно связанное с проблемами адекватного моделирования процессов порождения иноязычного высказывания, предполагает знание закономерностей речевого общения, выявляемых психолингвистикой, теорией коммуникации, лингвистикой в процессе исследования природы речевой деятельности человека, и должно протекать с учетом психолингвистических закономерностей порождения иноязычного речевого высказывания.

В отечественной и зарубежной психолингвистике имеется ряд моделей, по разному интерпретирующих процессы речепорождения (В. Ингве, Ч. Осгуда, JI. Блумфилда, Дж. Миллера, Е. Галантера, Ф. Кайнце, JT.C. Выготского, Н.И. Жинкина, И.А. Зимней, С.Д. Кацнельсона, А.А. Леонтьева, А.Р. Лурии, Т.В. Рябовой (Ахутиной) и др.). Общим для зарубежных и отечественных моделей является то, что все они предполагают выделение в процессе речепроизводства трех последовательных стадий, переходящих друг в друга: мысли, словесного синтаксиса, звучащей речи. Словесную реализацию мысли все исследователи рассматривают как результат работы речевого механизма.

Центральной проблемой формирования речевого высказывания является проблема взаимосвязи мышления и речи, то есть «проблема перехода от субъективного, еще словесно не оформленного и понятного лишь самому субъекту смысла к словесно оформленной и понятной любому слушателю системе значений, которая формулируется в речевом высказывании» (А.Р. Лурия, 1998: 336). Поэтому моделирование процесса речепорождения и речевосприятия невозможно без учета тесной связи языка и мышления.

В исследованиях по взаимодействию языка и мышления как двух онтогенетически взаимообусловленных видов интеллектуальной деятельности человека доказано наличие этапа внутренней речи в процессе вербализации (Л.С. Выготский, Н.И. Жинкин, С.Д. Кацнельсон, А.А. Леонтьев, А.Р. Лурия, Т.В. Рябова (Ахутина), А.А.Соколов и др.).

А.А. Леонтьев отмечает, что мышление на иностранном языке, достижение которого считается идеалом обучения языку, есть не что иное как непосредственное включение внутренней речи в механизм порождения иностранной речи, а переход от мыслей к словам всегда является не чем иным как переходом от внутренней речи к внешней (А.А. Леонтьев, 1969: 151). Переход от “внутренней” к “внешней” речи, по Л.С. Выготскому, - это “переконструирование” речи, превращение предикативной и идиоматической речи в синтаксически расчлененную и понятную для других речь” (Л.С. Выготский, 1996: 375).

В современных исследованиях внутренняя и внешняя речь противопоставляются как по лингвистическим характеристикам, так и по психологической природе. Номинативная функция речи, указание на то, что есть «тема» сообщения (о чем говорить), уже включена во внутреннюю речь и не нуждается в специальном обозначении. Соответственно, внутренняя речь по своей семантике никогда не обозначает предмет, никогда не носит строго номинативный характер, то есть не содержит подлежащего (А.Р Лурия, 1998: 146). Исследователи подчеркивают, что внутренняя речь, оставаясь свернутой и аморфной по своему строению, всегда сохраняет свой предикативный характер. Главный интерес при этом сосредоточен на обозначении того, «что именно следует сказать о данной теме, что нового следует прибавить, какое именно действие следует выполнить» (А.Р. Лурия, 1998: 146), т.е на «реме». Исследователи также отмечают, что существенную роль в процессах внутренней речи играет ее ситуативная обусловленность. Таким образом, внутренней речи, в отличие от внешней, свойственны следующие характеристики: свернутость (эллиптичность), предикативный характер, семантическая специфика и большая степень ситуативной и контекстуальной обусловленности (Л.С. Выготский, 1982, 1996; А.Р Лурия, 1998 и др.).

Обобщив существующие точки зрения по проблеме взаимодействия языка и мышления, можно сделать вывод о том, что основным механизмом речевого мышления является внутренняя речь. Она существует как при аудировании, так и при говорении, в процессе которого имеет место предварительная фиксация мыслей при помощи внутренней речи, то есть составление мысленного плана или «конспекта будущего высказывания». Процесс формирования мысли-речи, начинающийся с «развертывания» элементов сознания и завершающийся «фонационным исполнением» речевых образований, проходит ряд ступеней: от активизированных элементов сознания к отдельным событиям и положениям, от глубинных семантико-синтаксических структур к поверхностным предложениям, оснащенным лексемами и грамматическими формами, и далее к исполняемым фонологическим структурам.

С проблематикой внутренней речи, рассматриваемой в психологии речи как орудие становления и форма внутренней работы мысли (А.А. Соколов, 1968), непосредственно связано понятие “внутреннего программирования”. Под внутренним программированием принято понимать «неосознаваемое построение некоторой схемы, на основе которой в дальнейшем порождается речевое высказывание» (А.А. Леонтьев, 1967: 7). В основе внутреннего программирования лежат мыслительные процессы, имеющие своим результатом смысловую, лингвистически еще никак не оформленную схему, или план, будущего речевого высказывания. В своих исследованиях Леонтьев А.А подчеркивает, что внутренняя программа и есть то содержание высказывания, которое удерживается в оперативной памяти при порождении дальнейших высказываний и которое является инвариантом перевода и конечным звеном процесса смыслового восприятия высказывания.

Мнения исследователей сходятся на том, что элементами кода программы являются смыслы, записанные в так называемом "предметно­схемном" коде (Н.И. Жинкин, 1964, А.А. Леонтьев, 1969). Характерная особенность кода внутренней программы состоит в том, что он, во-первых, непроизносимый, так как в нем "отсутствуют материальные признаки слов натурального языка", а во-вторых, единицы кода внутренней программы расположены не в последовательности изоморфной элементам поверхностного предложения, а в виде своеобразных симультанно

отражаемых в сознании говорящего смысловых комплексов представлений или понятий, составляющих "универсальный язык, с которого возможны переводы на все другие языки" (Н.И. Жинкин, 1964: 66-72).

Исследования афазических нарушений в речи больных динамической формой афазии, проведенные А.Р. Лурией и Т.В. Ахутиной (А.Р. Лурия, 1973; Т.В. Ахутина / Рябова 1975) показали, что нормальное речепорождение без предварительного внутреннего программирования оказывается практически невозможным. В результате исследований было замечено, что нарушение способности внутреннего программирования высказывания проявляется у больных в том, что в их сознании в хаотическом беспорядке актуализируется определенный класс лингвистических единиц - как правило, существительные, соответствующие наглядным элементам конкретной ситуации. Глаголы же и другие строевые элементы схемы предложения /предлоги, союзы и т.д./ у них не актуализируются, в результате чего высказывание приобретает   своеобразную "осколочную" форму,

"разрушенную" форму поверхностного предложения. На уровне внутреннего программирования появляются первые очаги вербализации. Такими очагами являются узловые слова, к которым относятся, прежде всего, глаголы, служебные слова и многие существительные, особенно такие, которые обладают для говорящего                               «специфическим смыслом», а также

эмоционально-оценочные модели. Внутреннее программирование помогает предупредить большое количество ошибок лексического и грамматического характера, которые возникают в результате ошибочных действий на доречевом уровне в результате неверного понимания и незнания (А.Р. Лурия, 1965).

В работах А.А.Леонтьева, отмечается целесообразность различения в феномене внутренней речи внутреннего проговаривания, собственно внутренней речи и внутреннего программирования (А.А. Леонтьев, 1967: 1- 16). Внутреннее проговаривание определяется автором как «скрытая физиологическая активность                                       органов артикуляции, возникающая в определенных случаях, обычно при выполнении трудных, нестереотипных заданий, и имитирующая в определенной степени процессы, происходящие при реальном говорении» (А.А. Леонтьев, 1967: 6), собственно внутренняя речь рассматривается как «речевое действие, производимое в свернутой, редуцированной форме» (А.А. Леонтьев, 1967: 7). Этап внутреннего программирования, по мысли автора, в отличие от внутренней речи, имеет другую функциональную направленность, поскольку в процессе внутреннего программирования осуществляется, прежде всего, планирование неречевых действий. Выделение в феномене внутренней речи «внутреннего проговаривания», «собственно внутренней речи» и «внутреннего программирования» важно в методическом плане, поскольку эти понятия, определяя разные промежуточные звенья речевого процесса, - тесно взаимосвязаны, а при обучении иностранному языку являются не только показателем сложности мыслительной деятельности, совершаемой в тех или иных условиях, но и в известной мере показателем сформированности речевых умений.

Психологические наблюдения исследователей показывают, что внутренняя речь на иностранном языке зависит от степени владения им и имеет более развернутую форму в начале обучения. Наличие развернутой внутренней речи при порождении высказывания свидетельствует о недостаточном владении языком, внутреннее программирование - о высокой степени владения им (Методика обучения иностранным языкам в средней школе, 1982: 13).

Вся работа доступна по ссылке https://mydisser.com/ru/catalog/view/309779.html