Ритм прозы М.А. Тарковского: лирико-медитативное звуча¬ние

Лирическое звучание прозы М.А. Тарковского проявляется и в повест­вовательной структуре (как было рассмотрено выше), и в лексико­синтаксической организации текста (большое количество тропов, стилисти­ческих фигур), и в исповедальной откровенности главного субъекта речи, близкого лирическому герою, и, прежде всего, в ритме. Основой повествова­ния является созерцательная медитация, размышления и переживания. По­добные признаки характерны для лирической прозы, в основе своей являю­щейся прозой поэтов. И И.С. Тургенев, и И.А. Бунин, и О.Ф. Берггольц, и В.А. Солоухин начинали со стихотворений. М.А. Тарковский считает, что подобный путь традиционен для художника слова: «Мне кажется, что обыч­на такая эволюция - стихи, потом проза. Так и у Бунина, и у Набокова было, насколько я знаю. Что-то не помню, я, чтоб сложившийся писатель повестей или романов перешел на стихи. Почти все начинают со стихов, дело молодое и понятное. Кому это не очень удается, идут в прозу. Те, кому стихи удаются,

но, как кажется, не полностью выражают душу, начинают пробовать себя в рассказах, потом в повестях, потом в романах. Потом, может, в кино. Все идет по нарастанию массы. А безупречное мастерство в прозе — как раз и есть наследие стихов. Стихотворный подход. Он может мешать, вязать руки, а может помогать. Бывшие поэты обычно пишут так называемую художест­венную прозу» [137].                                   '

. Своеобразие ритмической организации прозы писателя заключается в спокойной, и размеренной медитации. Ритм является способом воссоздания внутреннего состояния главного субъекта речи, как будто совпадая с его ды­ханием. Основной тон повествования — неспешное наблюдение, погружение в воспоминания, которые не допускают спешки. Поэтому ритм произведений писателя ровный, спокойный, неторопливый. Основой лирической медита­ции служит постоянное обращение писателя к ОДНИМ' и тем же событиям и явлениям. Проза писателя богата лейтмотивами, среди которых наиболее часто повторяются следующие: образ Енисея (подробнее об этом образе — в третьем параграфе третьей главы), осени, памяти, утраченной любви, охоты, дружбы и др.    .

Во всех произведениях ритм определяется чередованием повествова­тельной сюжетной части, которая уступает место воспоминаниям героя (рас­сказчика) или лирическим отступлениям автора. В^- каждой повести или рас­сказе большое внимание уделяется описанию картин природы. Всей душой прикипевший к тайге, писатель показывает ее как "сердцевину бытия", место, которое не только дает возможность почувствовать красоту, прикоснуться к поэзии, но и понять смысл жизни. Восхищаясь совершенными картинами природы, герой словно на какой-то миг замирает, и наблюдается своеобраз­ная- ритмическая остановка (реализуется основная’ в творчестве писателя идея «замороженного времени»).

Ритм создают и многочисленные повторы слов «помню», «вспоми­наю», «казалось», «потом», «в ту осень». Ритмической закономерностью яв­ляется использование этих слов преимущественно в начале предложения (аб­заца): автор предваряет размышления героя в каждом абзаце этими лексиче­скими формулами. Эти слова выполняют в прозе М.А. Тарковского двоякую функцию: являются, с одной стороны, формальным приемом, создающим ар­хитектонику текста, с другой, определенным "интонационно-смысловым ко­дом.

Указание на время («потом», «в ту осень») не соответствует в произве­дениях писателя традиционным временным закономерностям: никогда нель­зя восстановить по логике рассказа, о какой именно осени идет речь, как она соотносится во времени с другими эпизодами воспоминаний. Однако это оп­равдано, потому что способствует созданию особого элегического настрое­ния. Наблюдается, на наш взгляд, сближение прозы М.А. Тарковского с тра­диционной стихотворной элегией. Образы осени, вечера, ночи, безответной любви вызывают воспоминание читателя о классических образцах этого жанра. Особый ритм задают и повторяющиеся цветовые образы. Например, в описаниях природы преобладают традиционные элегические «оттенки» осе­ни: желтый, серый, белый.

Писатель детально точно воссоздает мир человека и природы, их взаи­модействие. Ритмическая упорядоченность достигается благодаря чередова­нию бытовых деталей и поэтических метафор. Проза и поэзия в произведе­ниях писателя как будто равно имеют право на существование. В эпизодах, в которых воссоздается правдивый, тяжелый, лишенный романтики охотничий быт, преобладают слова в прямом значении, много профессиональной и раз­говорной лексики. Однако охотничья реальность немыслима без созерцания красоты природы, для передачи которой невозможно обойтись традицион­ным словарем. Требуется особый метафорический язык, с помощью которого автор выражает идею единства всего сущего: человек и природа неразрывны, поэтому мир природы сравнивается с миром человеческого быта, и наоборот, человеческая жизнь - лишь часть общих законов природы.

Основой пространственного бытия в прозе М.А. Тарковского является Енисей. Нам представляется, что художественный ритм как будто уподоблен движению этой реки: то плавно-величавый, то стремительно­головокружительный. То есть движение волны имитируется самим ритмом текста: чередование настоящего и прошлого, осмысление индивидуально­личного и чужого опыта, прозы и поэзии, грусти и радости. Воспоминания в сознании главного героя словно волны Енисея. Волнообразный ритм пред­ставляет собой чередование состояний главного героя: то воссоздается реч­ная рябь (воспоминания немногословны, спокойны, размеренны), то вдруг на героя словно налетит ветер воспоминаний, которые как волной захлестнут его с головой, не позволяя думать ни о чем, кроме как о самой важной (так кажется герою в данный момент) ситуации прошлого.

Указанные ритмические признаки позволяют нам говорить о макро­ритме, свидетельствуют об особенностях стиля исследуемого нами автора. Общие признаки: многочисленные повторы слов («помню», «вспоминается», «в ту осень» и др.); чередование повествования, описания и рассуждения; че­редование бытовых деталей и поэтических метафор, в самом ритме вопло­щенная имитация волны. Повторяемость ритмических элементов, а также медитативная сосредоточенность на важнейших для писателя образах, сю­жетная повторяемость, общая элегическая тональность позволяют нам сде­лать вывод о цикличности произведений М.А. Тарковского.

Указанные общие признаки по-разному реализуются в отдельных про­изведениях. Сопоставим ритмическую структуру в рассказах «Таня» и «Замо­роженное время».

Повествование рассказа «Таня» ведется от первого лица и представляет собой лирическое самовыражение субъекта. Основой лирического пережива­ния стала встреча с девушкой, именем которой названо произведение. В рас­сматриваемом нами рассказе, как и в большинстве других, автор начинает с описания главной героини, не используя экспозицию.

Таня прекрасна в своей недосягаемости для Михаила, который идеали­зирует ее, видит в ее образе источник восхищения и вдохновения. Но в то же время она - мираж, мечта героя-рассказчика, несуществующий женский иде­ал, им самим придуманный. Свойственное мировоззрению М.А. Тарковского отношение к женщине, близкое символистскому обожествлению Прекрасной Дамы, наблюдается в рассказе, но наряду с этим отношением автор реали­стически изображает «земные» слабости героини.

Образ Тани мы рассматриваем с точки зрения двух субъектов — автора и рассказчика: если последний восхищается Таней, идеализирует ее, лишь в конце произведения «понимая» несоответствие ее всему окружающему, то автор — создатель и образа Тани, и образа рассказчика — в реалистической традиции выражает это несоответствие с самого начала. Для рассказчика Та­ня не реальная земная женщина, а некий придуманный яркий образ, создан­ный воображением, мираж, обусловленный «одиноким существованием, подчас изнурительной красотой Енисея и буднями покоса» [7, 312]. Она даже появляется перед ним как нечто нереальное: «неизвестно откуда возникла вдруг стройная девушка в ярко-синей майке» [там же]. Ослепленный и окры­ленный красотой Тани, рассказчик начинает видеть мир по-особенному ярко, он не замечает кокетства Тани при первой встрече («С такими руками только к женщине и подходить», - пошутила она насчет мозолистых рук героя). Ми­хаил поэтизирует и Таню, и их возможные отношения, он не готов к той раз­вязке, которая вскоре произойдет. Даже самые обыденные и незначительные черты и поступки девушки восхищают и умиляют героя: и то, что «пахло от нее какой-то ароматной комариной мазью», и как она «стояла на крыльце и поливала из ковшика пучок укропа», и «городская неточность ее речи».

В стиле И.А. Бунина М.А. Тарковский тонко и трогательно описывает физическое влечение героя. Вот бирюзовый жучок ползет по ее загорелому предплечью, и Михаил не может отвести взгляда. Волнению героя, когда он остается наедине с Таней, соответствует и ритм: «У меня вовсю колотилось

сердце» [7, 313] -____ / _ /____ / _ / (два безударных, ударный, безударный,

ударный; два безударных, ударный, безударный, ударный). Подобная ритми­ческая упорядоченность, на наш взгляд, не случайна: она имитирует нерав­номерный стук сердца в состоянии сильного волнения.

Одной из медитативных тем М.А. Тарковского является тема любви. Рассказы «Таня» и «Замороженное время» не исключение. Любовь, по*М.А. Тарковскому, это гармония с самим собой, с природой, со всем и всеми ок­ружающими, умение быть поэтом. Автор, не называя чувства, характеризует его словами героя: «[я] все продолжал улыбаться, чувствуя, что не ошибся в своих предчувствиях, что наконец возникло между мной и этой почти незна­комой девушкой нечто необъяснимое, зыбкое, как те осинки в сизой струе выхлопа, но одновременно реальное и очень созвучное происходящему в природе и во мне» [7, 313]. «Нечто необъяснимое, зыбкое» противопоставля­ется автором «капканам и прочей прозе», потому что придает смысл буднич­ным делам и предметам.

Характерным для творчества М.А. Тарковского ритмообразующим приемом является контраст. История любви рассказчика делится на две час­ти: возникновение чувства и разочарование героя. Композиционно эти два периода отношений связаны рассказом о тете Наде, которая является хозяй­кой дома, где на время экспедиции остановилась Таня: Чуткая тетя Надя по­нимает, насколько важно для Михаила, чтобы девушка поняла и его талант, и его душевное богатство, поэтому и достает она уже пожелтевшую газету с его стихами, которую бережно хранит у себя в буфете за пупырчатым стек­лом. По своей чуткости тетя Надя противопоставляется Тане, воплощает представления писателя об идеале.

Вся работа доступна по ссылке https://mydisser.com/ru/catalog/view/403193.html