Бесплатно скачать, заказать диплом, курсовую, диссертацию Японо—советское соперничество на Дальнем Востоке в 1925-1941 гг.

У нас уже 176407 рефератов, курсовых и дипломных работ

Сделать закладку на сайт

Заказать диплом, курсовую, диссертацию

Быстрый переход к готовым работам

Мнение посетителей:

Книга жалоб
и предложений

Название	Японо—советское соперничество на Дальнем Востоке в 1925-1941 гг.

Количество страниц	212

ВУЗ	МГИУ

Год сдачи	2010

Бесплатно Скачать	23891.doc

Содержание	Содержание Ведение...3 Глава 1. Основные узлы соперничества Японии и Советской России во второй половине 20-х гг. ХХв...28 Глава 2. Японо-советское соперничество на Дальнем Востоке в 30-е - начале 40-х гг. ХХв...67 2.1. «Маньчжурский инцидент» и его последствия (1931-1936 гг.)...67 2.2. «Горячая» фаза японо-советского соперничества (193 6-1939 гг.)...96 2.2.1. «Монгольский вопрос» во взаимоотношениях Японии и Советского Союза...96 2.2.2. Японо-китайское противостояние и Советский Союз...120 2.2.3. «Малая» пограничная война. Хасан...137 2.2.4. «Большая» пограничная война. Халхин-Гол (Номонхан)...150 2.3. Нормализации отношений (сентябрь 1939-апрель 1941 гг.)...163 Заключение...194 Сноски и примечания...205 Библиографический список источников и использованной литературы...212 Введение Актуальность и научная значимость темы. Проблема японо-советского соперничества в 1925-1941 гг. является одной из наименее исследованных в исторической науке. Этот факт нельзя объяснить отсутствием интереса со стороны отечественных и зарубежных исследователей к самим японо-советским отношениям данного периода. Именно в эти годы закладывались основы взаимоотношений Японии и Советского Союза, реанимировались и обострялись взаимные противоречия. Впервые данной работой предпринимается попытка исследовать содержание японо-советских отношений 20-30-х гг. XX в. через призму соперничества обеих тихоокеанских держав, прежде всего, в Маньчжурии и Монголии. В японо-советском соперничестве, как и во всяком соперничестве подобного рода, наряду с противостоянием, конфронтацией и враждебностью проявлялись элементы обоюдного прагматизма, сотрудничества и даже партнерства. В условиях стремительно изменяющегося мира, отсутствия сколько-нибудь внятной стабильности во внешнем окружении, падения престижа и ослабления военно-политического могущества и социально-экономического потенциала демократической России будет не лишним вспомнить о совместных интересах, когда-то не только разделявших, но и соединявших наши страны, об опыте, пусть кратковременного, но столь плодотворного и судьбоносного для обеих стран партнерства рубежа 30-х начала 40-х гг. Произошедшие в судьбе нашей страны изменения, при всей их неоднозначности, способствовали возникновению новых возможностей для отечественных исследователей, выразившихся в открытии многих, ранее не доступных архивных фондов, публикации сборников ценнейших и информативных документов и материалов, в интенсификации контактов и сотрудничества с зарубежными, в том числе и японскими, историками. Открылось поле для творческой деятельности, для осуществления своеобразной «ревизии» истории японо-советских отношений с учетом новых документов и фактов, с использованием новых методов и подходов. Ставшие доступными в последнее время документы и иные источники позволяют ставить вопрос о наличии отношений соперничества между Японией и Советским Союзом на Дальнем Востоке и, особенно, в Китае. Требуются более глубокое изучение теперь не только конфронтационной составляющей японо-советских отношений, как это было принято ранее, но и исследование многочисленных фактов и свидетельств компромиссной, даже с элементами партнерства политики двух тихоокеанских держав в отношении друг к другу, без чего соперничество подобного рода немыслимо. Степень изученности темы. Тема японо-советских отношений 1925-1941 гг. одна из ведущих в отечественной историографии, однако подобный аспект - соперничество - для отечественных исследователей нехарактерен и звучит по-новому. Большинство же отечественных исследователей, признавая сам факт соперничества начала века и вполне объективно оценивая японо-русское соперничество 1900-1917 гг., последующий период уже японо-советских отношений под таким углом вообще не рассматривали, а сами эти отношения оценивали, по крайней мере, однобоко и предвзято. Широкое распространение в советских публикациях периода первой половины 20-х гг. получила практика сравнения настоящего положения дел в японо-советских отношений с периодом русско-японского противостояния начала XX века, закончившегося, как известно, разгромом царской России. Причем царская Россия в этих работах не в меньшей степени, чем Япония, представлялась в роли зачинщика и виновника войны. До «маньчжурских событий» отношения с Японией регулировались и строились в соответствии с Пекинской конвенцией 1925 г., устанавливавшей основы взаимоотношений между странами. Отношения эти были дале- ки от дружественных, но были вполне корректными и стабильными. Все это находило свое отражение в советской литературе. Япония рассматривалась как крупнейшая и сильнейшая империалистическая держава, но не как наиболее вероятный соперник и противник.' После событий 18 сентября 1931 г. в освещении интересующих нас моментов советскими авторами появились новые существенные изменения. Для публикаций начала 30-х гг. характерно появление утверждения о том, что мир находится на пороге новой мировой войны, и запалом этой войны станет американо-японское столкновение из-за Маньчжурии. Эти утверждения на страницах работ советских авторов выглядели настойчивыми до навязчивости.2 Факт наличия японо-американских противоречий, а также явная угроза, якобы исходившая от Японии для советской страны, по мнению советских авторов, создавала условия для советско-американского сближения на антияпонской почве. Эти соображения были небезосновательны, и признание СССР со стороны администрации Ф. Д. Рузвельта в ноябре 1933 г. явилось тому подтверждением. Примерно в это же время, и вполне может быть, как следствие улучшения отношений между СССР и западными демократическими государствами и изменения тактической линии советского руководства, И.В.Сталин дал вполне четкие указания насчет начала кампании дискредитации Японии как фашистского, агрессивного государства. В качестве классического образчика подобного рода продукции послужили яркие и талантливые работы О. Иоганна (О.С. Тарханов) и Е. Танина (Е.С. Иолк).3 Указанные авторы, прежде всего, обращали особое внимание на анализ и описание различных форм и проявлений японского фашизма. В этих работах, а также и в последовавших публикациях, советские исследователи в еще большей степени подчеркивали агрессивный, антисоветский характер внешнеполитического курса правящих кругов Японии. Кампания дискредитации Японии и Германии как агрессивных, фашистских государств достигла своего апогея к середине 30-х гг., в прямой связи с решениями VII Конгресса Коминтерна. Пропагандируя и используя тактику единого фронта, претендуя на определенное лидерство всеми антияпонскими и антигерманскими силами, СССР уверенно шел на сближение с западными демократическими государствами на почве боязни со стороны последних «ревизионистских» государств. Резкая активизация антияпонской и антигерманской пропаганды и деятельности СССР всемерно ускорили наметившееся еще ранее сближение нацистской Германии и милитаристской Японии, завершившееся подписанием «Антикоминтерновского пакта» в ноябре 1936 г. Содержание советских публикаций по теме японо-советских отношений стало более агрессивным и напористым. На первый план вышла военная проблематика, анализ состояния вооруженных сил Японии, изучение операций уже шедшей японо-китайской войны и характеристика пограничных японо-советских конфликтов у озера Хасан и на реке Халхин-Гол.4 Необходимо отметить, что при оценке характера столкновений СССР и Японии у Хасана и Халхин-Гола, публикации, написанные по свежим следам событий, не содержат и намека на существование какого-нибудь агрессивного глобального замысла со стороны японских милитаристов, а сами эти столкновения в подобного рода исследованиях оценивались, прежде всего, как имевшие локальный, приграничный характер. Обвинения японских правящих кругов в подготовке и попытке реализации широкомасштабных экспансионистских замыслов в отношении СССР и МНР возникли в послевоенное время и стали лейтмотивом исследований советских и российских авторов по данной тематике. Довоенные советские публикации, посвященные теме японо-советских отношений, завися тесным образом от внутри- и внешне политической ситуации и взглядов советских вождей, тем не менее, обладали рядом досто- инств и несомненных преимуществ перед работами последующего послевоенного периода. Конечно, и они были несвободны от умолчания, идеологических клише и штампов, но, по крайней мере, прямая фальсификация событий и фактов в них отсутствовала. Естественно, что не было и намека на то, чтобы рассматривать японо-советские отношения под углом соперничества, при этом всячески выдвигалось на первый план японо-американское соперничество, которое расценивалось как объективное основание для складывания «дальневосточного очага второй империалистической войны». Хронологически к этому ряду исследований примыкает и творчество германского и советского коммуниста, едва ли не самого известного не только в СССР, но и во всем мире разведчика - журналиста Рихарда Зорге. Зорге по праву считался в свое время одним из лучших знатоков культуры, истории и психологии японского народа. Горячо любя своё отечество -Германию, он, будучи настоящим коммунистом, являлся не меньшим патриотом своей второй родины СССР и при том до самых последних дней своей жизни питал чувство глубокой привязанности к Японии, в которой волею судеб провел последние годы своей яркой и насыщенной жизни и встретил свой смертный час. Именно столь редкое сочетание - переплетение судеб трех стран в одном человеке - придавало творчеству Р. Зорге неповторимый и особый характер. Считаясь по праву одним из лучших политических аналитиков той эпохи, он активно сотрудничал с германской прессой. Его публикации во влиятельных германских изданиях «Франкфуртер Цайтунг» и «Зейтшрифт фюр Геополитик» (последний журнал редактировался знаменитым К. Хаусхофе-ром) о японской армии и ее политической роли, о психологии сражавшейся и тянувшейся к «обновлению» японской нации, о Маньчжурском «эксперименте» и «инциденте 26 февраля» должны быть отнесены к «золотому» фонду японоведения.5 Будучи очень влиятельным в Японии журналистом и политологом, а также функционером местной нацистской организации, Р. Зорге был вхож в самые высокие правительственные круги этой страны. Благодаря деятельности своего мужественного друга и соратника О. Ходзуми, принявшего смерть в один день с ним и бывшего одним из лучших японских политологов и публицистов, другом и приближенным принца Коноэ, легендарный советский разведчик был в курсе самых сокровенных тайн японского государства. Использование большого количества конфиденциальной информации из дипломатических, военных и политических кругов отличало его работы не только мастерством и глубиной анализа, но и исключительной осведомленностью. Будучи журналистом германских изданий, он был более свободен в своем творчестве по сравнению со своими советскими коллегами. Творчество Р. Зорге долгое время в нашей стране оставалось неизвестным, ибо информация о Р. Зорге являлась секретной и не подлежала разглашению. Даже Н.С. Хрущев, будучи уже руководителем партии и государства, узнал о личности и деятельности Зорге из зарубежного кинофильма. Взгляды и воззрения советского разведчика присутствовали в различного рода выступлениях, публикациях и отчетах по проблематике, прежде всего, японо-советских отношений, в так сказать, снятом виде. К сожалению, и до сих пор творчество Р. Зорге в нашей стране представлено неполно и довольно однобоко, хотя и при таких обстоятельствах, несомненно, оказало свое воздействие на развитие советского японоведения периода 60-70-х гг. Одним из наиболее информированных людей о деятельности Р. Зорге и его взглядах на существо японо-советского противостояния являлся советский вождь и руководитель мирового коммунистического движения И.В.Сталин. Сталинские оценки взаимоотношений СССР с Японией, несомненно, опирались на информацию Зорге, так как это был самый информа- тивный и масштабный источник. Но многое из передаваемого Зорге в Москву не устраивало и даже раздражало Сталина. По одной из ныне популярных версий, именно И.В. Сталин стал виновником провала группы Зорге, распорядившись сдать японцам этого, по его мнению, даже не двойного, а тройного агента.6 По крайней мере, советское правительство не сделало абсолютно ничего для того, чтобы спасти Р. Зорге, хотя к ноябрю 1944 г. у него такие возможности явно существовали. Нуждаясь в обосновании действий Советского Союза в нарушении со-хранявшего силу до апреля 1946 г. пакта о нейтралитете с Японией, и, как бы подводя итог под периодом почти полувекового соперничества, именно И. В. Сталин в своем знаменитом обращении к советскому народу 2 сентября 1945 г. по поводу победы в войне с милитаристской Японией предпринял первую попытку массированной фальсификации истории японо-советских отношений. В этом обращении советский руководитель высказал ряд соображений относительно всего периода японо-российского соперничества, хотя и избегая этого определения, которые в дальнейшем были положены в основу всех без исключения публикаций, научных трудов и исследований по теме японо-советских отношений 20-40-х гг. Во-первых, Сталин связал захват Японией Курильских островов с поражением царской России в войне 1905 г. Он отмечал, что Япония воспользовалась своей победой для того, чтобы «отхватить от России Южный Сахалин, утвердиться на Курильских островах и таким образом закрыть на замок для нашей страны на Востоке все выходы в океан».7 Кстати, сам Сталин здесь еще не допускал категоричного утверждения о захвате Японией Курильских островов, употребив формулировку «утвердилась», что в принципе соответствовало исторической правде, но декларированная связь этого «утверждения» с плачевными для России итогами войны создавала у послевоенных советских исследователей прочное убеждение в том, что именно тогда Япония захватила Курилы и использовала этот захват в антирусских целях.8 Во-вторых, советский руководитель коренным образом переоценил масштаб японо-советских столкновений 1938-1939 гг., придав им характер широкомасштабных японских захватнических акций, якобы имевших своей целью захват Владивостока и даже отрыв Дальнего Востока от России. Массовая кампания дезинформации в отношении Японии началась в 1946 г. с Токийского процесса над главными японскими военными преступниками, для которого по специальному заданию ЦК ВКП(б) Министерство иностранных дел СССР, Генеральный штаб Советской Армии, МГБ, Прокуратура СССР, а также различные научно-исследовательские институты подготовили многие десятки справок, документов и карт, в которых искажались цифры, подтасовывались факты, в целом фальсифицировалась история японо-советских отношений. Эти материалы были обобщены и изданы в виде отдельных книг в Советском Союзе и превратились фактически в своеобразные источники, ибо изучение самих материалов трибунала в нашей стране всегда было вещью достаточно затруднительной.9 Использование материалов токийского трибунала и, соответственно, содержавшихся в них документов, свидетельств и фактов затруднено и по соображениям вполне объективным. Задумывавшийся и проводившийся как показательный процесс японских милитаристов в силу своей явной тенденциозности трибунал был не склонен принимать к сведению и изучать любую объективную информацию, отрицавшую как наличие какого-либо «заговора против мира», так и существование агрессивных широкомасштабных планов в отношении Советского Союза. Представления о Японии как агрессивном государстве неизменно поддерживались советскими исследователями. Агрессивность Японии и ее политики считалась азбучной истиной, в качестве же доказательства непре- менно всплывал пресловутый «меморандум Танака», в подлинности которого существовали сомнения еще в 30-е гг. Хрущевская «оттепель», как известно, существенным образом отразилась на развитии советской исторической науки. Отечественное японоведение, несомненно, также получило толчок в своем развитии. Наиболее значительным событием 60-х гг. для советского японоведения стали исследования Л.Н. Кутакова и особенно его монография «История советско-японских дипломатических отношений».10 Вышеуказанный автор много лет проработал в МИД СССР, где имел доступ к архивным документам, которые он широко использовал в своих работах. Накопленная в достатке Л.Н. Кутаковым документальная база позволяла ставить и решать новаторские по тем временам вопросы, но дух его книг и оценки, и заключения в них предназначены исключительно для оправдания действий советского правительства в отношении Японии, и эта особенность своеобразно повлияла на содержание. Так, одной из важнейших задач исследовательской деятельности Л.Н. Кутакова стало желание удобоваримо для советского руководства объяснить как причины напряженности в отношениях СССР и Японии в 1935-1939 гг., так и причины последовавшего улучшения отношений в 1939-1941гг. В первом случае, по Л.Н. Кутакову, агрессивная и империалистическая сущность побуждала японские правящие круги стремиться к захвату МНР и дальневосточного региона СССР, причем не только в 1935-1939 гг., но и гораздо раньше. Действия советской стороны под Хасаном и Халхин-Голом трактовались Л.Н. Кутаковым как вынужденные, но необходимые, имевшие своей целью защитить от японских поползновений территорию как СССР, так и МНР. Именно демонстрация советской силы, с одной стороны, и осознание своей слабости, с другой, по мнению Л.Н. Кутакова, являлись причинами, заставившими японское руководство отложить планы нападения на Советский Союз на будущее, которое впрочем, так и не наступило. Естественно, что подобная канва событий не оставляла место для японо-советского соперничества, да и о самом факте последнего просто-напросто даже не упоминалось. При таком подходе к японо-советским взаимоотношениям автору приходилось особо изощренно трактовать наиболее сложный период в отношениях двух стран с сентября 1939 по июнь 1941 гг., когда противостояние стремительно сменилось нормализацией и улучшением отношений. Здесь и советско-германские договоренности августа-сентября 1939 г., и переговоры В.М. Молотова в Берлине 1940 г. о присоединении СССР к тройственному пакту, и советско-японский пакт о нейтралитете от 13 апреля 1941 г. выглядели, прежде всего, как продукт миролюбивой, конструктивной деятельности советской дипломатии, прилагавшей все усилия для того, чтобы оградить социалистическое отечество от пожара мировой войны. Однако именно такая трактовка японо-советских отношений периода 1939-1941 гг. создавала определенные трудности как при анализе характера и содержания так называемого «тройственного пакта», так и при анализе причин, побудивших Японию сохранить свой нейтралитет после нападения Германии на Советский Союз. Трудности, проистекавшие из приведенной трактовки событий, не позволяли объективно и беспристрастно исследовать как существо японо-советских отношений, так и содержание международных отношений в целом. Не случайно именно этот период в истории как, так и международных отношений оказался самым фальсифицированным и малоизученным. Так, например, пакт трех держав от 27 сентября 1940 г. у Л.Н. Кутакова приобретал прежде всего антисоветское содержание и острие, хотя и история переговоров по пакту, и реальное, а не якобы предполагавшееся содержание этого документа с его секретными приложениями противоречили этой версии. ' Отсылка к трактовке автором «тройственного пакта» не случайна, поскольку Л.Н. Кутаков едва ли не первым в отечественной историографии предпринял столь серьезную попытку анализа этого документа в контексте как международных, так и японо-советских отношений, которые являлись неотъемлемой частью последних, но именно здесь искусно сконструированные искусственные схемы давали сбой и не желали вмещать в себя истинное содержание процессов. Советские историки 70-80-х гг., в целом, все более ухищренно аргументировали тезис об агрессивности Японии и, особенно, о планах нападения на Советский Союз, о провокациях японских военных периода 1941-1945 гг., заставляя поверить советских людей в то, что действия СССР в августе 1945 г. (в частности, нарушение пакта о нейтралитете) были справедливы и безупречны со всех сторон. Особое значение имели усилия советских исследователей обосновать агрессивностью и враждебностью Японии факт захвата и оккупации советскими войсками Курильских островов.12 История японо-советских отношений в отечественной историографии неполна и во многом фальсифицирована именно по соображениям сокрытия истинных целей и намерений СССР на Дальнем Востоке и, особенно, в Китае, ибо именно Китай и его отдельные части стали ареной противостояния Японии и Советского Союза в 20-30-е гг. Естественно, что сам факт соперничества даже не признавался, а всякое вмешательство СССР в китайские дела расценивалось как осуществление интернационального и классового долга СССР, предпринимаемого всякий раз по просьбе китайской стороны. Для советских публикаций 60-80-х гг. по дальневосточной проблематике 20-30-х гг. было также характерно разведение в качестве изолированных исследований сюжетов из истории советско-японских, советско-китайских, японо-американских, и китайско-японских взаимоотношений, а также, ис- тории КПК вышеуказанного периода. Такая постановка вопроса не позволяла вычленить в качестве самостоятельной проблемы ситуацию, связанную с японо-советским соперничеством на китайской земле. Подобный подход был вполне допустим в качестве альтернативного, но никак не единственного. Однако попытка комплексного изучения всей совокупности аспектов и сюжетов дальневосточной проблемы неумолимо вынуждала бы исследователей сосредоточиться на проблеме японо-советского противостояния и соперничества, чего они сделать по соображениям как внешней, так, в большей степени, и внутренней цензуры не могли. Заслуживает быть упомянутым, в дополнение ко всему отмеченному, еще один момент. Общепризнанным являлось признание наличия глубоких японо-американских противоречий, в том числе и по вопросу эксплуатации Маньчжурии и, именно, в интересующий нас период. Сюжеты же японо-советского соперничества на этом фоне как бы стушевывались, отходили на задний план, а то и вовсе исчезали. Японо-американское противостояние 20-30-х гг. минувшего века имело, конечно же, глубокую основу и было принципиальным. Это было противостоянием демократии и тоталитарного общества, и уже в силу этого оно носило именно принципиальный характер. Японо-советское противостояние было иного свойства. В чем то оно сродни японо-британскому противостоянию. Это было противостоянием двух империй, а империалистам, как известно, всегда проще договориться, причем, за счет другого, и выход на первый план именно японо-американского противоречия нисколько не отменял факт того, что японо-советское соперничество существовало. Наконец, объективному анализу японо-советских отношений препятствовало и препятствует существующее и по сей день представление, определяющее довоенный мир post factum, т. е. исходя из хода и итогов Второй мировой войны. В таком ключе Япония почти безальтернативно определялась как фашистское, агрессивное, милитаристское государство и сателлит нацистской Германии. На фоне этого «монстра» даже сталинский режим выглядел респектабельным. Вообще, крушение ялтинско-потсдамской системы послевоенного мироустройства, произошедшее в последние полтора десятилетия XX в., по всей видимости, требует и создает условия для плодотворной ревизии всей истории довоенного и послевоенного мира, ибо, по словам известного французского общественного деятеля и публициста Р. Гароди, «история, чтобы избежать интеллектуального терроризма проповедников ненависти, требует непрерывной «ревизии». Или она «ревизионистка», или замаскированная пропаганда»13. Более чем десятилетний период, прошедший после краха СССР, свидетельствовал, исходя из анализа степени изученности данной проблемы (как в количественном, так и в содержательном плане), что не только соображения идеологического порядка оказывали определяющее воздействие на взгляды советских исследователей. Интересующий нас период японо-советских отношений в итоге породил проблему так называемых "северных территорий". Тот факт, что посткоммунистическое руководство России ничуть не изменило свою позицию по Курильским островам, объясняет, во многом, почему уже в условиях падения советской идеологии российские исследователи, за редким исключением, остаются на прежних позициях. Не призывая раздавать или распродавать земли России, лишь хотим отметить, что данная проблема является, во многом, детищем сталинской империалистической политики и, следовательно, с насущными интересами демократической России ничего общего иметь не должна. Парадоксальная вещь, но большинство отечественных исследователей и в постсоветский период, признавая бесчеловечность и реакционность сталинской внутренней политики, внешнюю политику продолжают считать примером, с одной стороны, как мудрости и государственности, так и сдержанности и чуть ли не бескорыстия, с другой. Естественно, что при таком подходе никаких серьезных изменений в оценках как сталинской внешней политики в целом, так и ее отдельных аспектов в данных работах не наблюдается. Тем не менее, падение прежних идеологических барьеров и препятствий создало условия для объективного изучения истории японо-советских отношений, чем и воспользовался целый ряд отечественных исследователей. К последним, безусловно, можно отнести Б.Н. Славинского, исследовавшего целый пласт во взаимоотношениях СССР и Японии. Его исследования особенно важны, поскольку затрагивают «белые пятна» в отношениях обеих стран. Это касается, прежде всего, истории заключения пакта о нейтралитете между двумя странами, а также проблемы вступления Советского Союза в войну против Японии в августе 1945 г.14 Последнее исследование указанного автора «СССР и Япония - на пути к войне: дипломатическая история, 1937-1945гг.» можно рассматривать как попытку автора пересмотреть весь комплекс японо-советских взаимоотношений на протяжении, как минимум, двух десятилетий, поскольку реальное содержание монографии гораздо шире, чем заявлено в наименовании, и не ограничивается периодом 1937-1945 гг. Последовательно выступая с позиций критики отживших свое время исторических концепций, сам Б.Н. Славинский, тем не менее, часто оказывается на позициях критикуемых им авторов. Так, активно используя в своих исследованиях «китайские сюжеты», увязывая их с картиной японо-советских взаимоотношений, он останавливался на полпути к признанию объективной основы японо-советского противостояния, а многие сюжеты из этой картины (противостояния) даже толковались им, исходя из прежних схем и оценок (Хасан, Халхин-Гол). По сути дела аналогичная попытка была предпринята другим отечественным исследователем К. Е. Черевко в его последней монографии «Серп и молот против самурайского меча».15 Книга известного специалиста по проблемам российско-японских отношений - первое комплексное исследование военно-политической истории взаимоотношений СССР и Японии с середины 1920-х до середины 1940-х гг. Многие выводы и положения, содержащиеся в данной монографии, сформулированы впервые в отечественной историографии. Подробно, объективно и обстоятельно описывая и анализируя всю историю японо-советского противостояния, автор обращает внимание, прежде всего, на его военно-политический аспект, также избегая выявления причин самого этого противостояния, используя термин «соперничество», но, не раскрывая его содержание. Довольно подробно и объективно рассматривает сюжеты, связанные с японо-советским противостоянием, правда в качестве подчиненных моментов, в своих исследованиях В.П. Сафронов.16 Необходимо отметить и творчество талантливого и плодотворного исследователя весьма широкого профиля от филологии до истории В.Э Молодякова. Его фундаментальная монография «Консервативная революция в Японии: идеология и политика» произвела настоящий фурор в заинтересованных кругах и заставила, в том числе и самого вышеуказанного автора, напрямую обратиться к теме и японо-советского противостояния. Послед-няя монофафия В.Э. Молодякова напрямую посвящена исследованию всего комплекса японо-советских отношений накануне гитлеровского нападения на СССР.18 Восприятие и оценка данным автором всей совокупности японо-советских взаимоотношений выглядят довольно радикальными даже на фоне смелого и объективного творчества Б.Н. Славинского, В.П. Сафронова и К.Е. Черевко. В.Э. Молодяков анализирует японо-советские отношения как важнейший аспект международных отношений 30-х гг., причем, в большей степени обращая внимание на период конца 30-х начала 40-х гг. Автор за- являет о своей принадлежности к так называемой «ревизионистской» школе в историографии, оппозиционной «генеральной линии».

Список литературы

Цена, в рублях: (при оплате в другой валюте, пересчет по курсу центрального банка на день оплаты)	1425

Скачать бесплатно	23891.doc

Найти готовую работу

ЗАКАЗАТЬ

Обратная связь:

Связаться

Вход для партнеров

Регистрация

Восстановить доступ

Материал для курсовых и дипломных работ

15.04.24 Задачи, условия и этапы организации экспериментальной работы

15.04.24 Критерии качества преподавания

15.04.24 Категория нормы в обучающей деятельности

Архив материала для курсовых и дипломных работ

Ссылки:

Счетчики:

© 2006-2022. Все права защищены.
Выполнение уникальных качественных работ - от эссе и реферата до диссертации. Заказ готовых, сдававшихся ранее работ.