---

Специфика исполнения и обеспечение натуральных обязательств

Традиционно признается, что исполнение обязательства составляет его цель^[1]. Надлежащее исполнение, как известно, прекращает обязательство^[2].

Исполнение натурального обязательства по своему содержанию, условиям    и даже последствиям имеет ряд важных особенностей,

предопределенных природой такого обязательства. Однако «обратная сторона медали» в данном случае проявляется в том, что выявление и формулирование таких особенностей сопряжено с разрешением ряда правовых проблем.

Первая из них - это проблема добровольности исполнения натурального обязательства. В ряде зарубежных стран законодательно закреплено правило о том, что исполнение натурального обязательства должно быть добровольным. Согласно ст. 1235 ФГК, не допускается обратное истребование уплаченного по натуральным обязательствам, исполненным добровольно^[3]. Французские цивилисты указывают, что натуральное обязательство «производит действие исключительно по воле должника»^[4]. Такое же правило содержится в ст. 1761 ГК Луизианы^[5], ст. 1554 ГК Квебека и ст. 1235 ГК Доминиканской Республики.

В гражданских кодексах Уругвая, Сальвадора, Эквадора, Аргентины, Колумбии, Чили, Никарагуа и Гондураса закреплено правило, что требование о возврате исполненного по натуральному обязательству не подлежит удовлетворению, если исполнение произведено добровольно лицом, свободно распоряжавшимся своим имуществом^[6]. Концепция добровольного исполнения натурального обязательства закреплена в гражданских кодексах Португалии, Италии и Венесуэлы^[7]. Небезынтересно, что используемые в кодексах наречия «espontaneamente» (порт.), «spontaneamente» (итал.) и «espontâneamente» (исп.) дословно означают скорее «спонтанно» («стихийно»), нежели «добровольно».

Швейцарский законодатель разграничивает (а) уплату несуществующего долга и (б) исполнение морального обязательства и обязательства, по которому истекла исковая давность (признаваемые натуральными обязательствами). В отношении первого случая прямо указывается, что действия должника должны быть добровольными; в отношении второго такого условия нет^[8]. Но цивилисты последовательно придерживаются концепции добровольного исполнения.

Действующий ГК Нидерландов не содержит прямого указания на добровольное исполнение натурального обязательства. Предыдущий ГК Нидерландов 1838 г. по примеру ФГК содержал правило о недопустимости требовать возврата добровольно исполненного. Но нидерландские цивилисты продолжают придерживаться ранее сформированного подхода^[9].

В цивилистической доктрине Германии превалирует точка зрения, что требуется непременно добровольное исполнение натурального обязательства. В законодательстве данный подход получил отражение в отношении исполнения обязательств по истечении срока исковой давности (§§ 214, 813 ГГУ) и приобрел однозначную поддержку в судебной практике и литературе^[10].

Обращаясь к истокам, т.е. к римскому праву, следует констатировать, что исследователи не единодушны в вопросе о том, существовало ли требование добровольного исполнения obligatio naturalis^[11]. Вероятно, сами римские юристы были не всегда последовательны в решении обозначенного вопроса.

Обратимся к российскому гражданскому праву. Авторы Проекта предлагали закрепить правило о том, что «должник, исполнивший натуральное обязательство, не вправе требовать возврата исполненного». О добровольности исполнения речи не шло. Авторы Концепции и подготовленного на ее основе Проекта, безусловно, хорошо знакомы с зарубежным законодательством, в т.ч. с положениями о натуральных обязательствах (которые были предварительно изучены и на основе которых были сделаны выводы о необходимости дополнения Кодекса нормами соответствующего содержания)^[12]. О включении в нормы зарубежных кодексов о натуральных обязательствах правил об их добровольном исполнении не могло быть неизвестно разработчикам. По этой причине отсутствие в Проекте указания на добровольность исполнения натурального обязательства можно было бы толковать как отсутствие соответствующего требования. Но обращает на себя внимание следующее.

В п. 7.2 раздела II Концепции отмечалось, что встречаются случаи, когда кредитор по «задавненному» обязательству реализует односторонними

 

действиями свое требование во внесудебном порядке,. лишая должника в натуральном обязательстве возможности защитить интерес ссылкой на исковую давность. Предлагалось установить запрет внесудебной односторонней реализации «задавненного» требования. В результате ст. 199 ГК РФ была дополнена правилом о недопустимости односторонних действий, направленных на осуществление права, срок исковой давности для защиты которого истек^[13]. Представителями цивилистической науки изменения оценены по-разному^[14].

На наш взгляд, реализация данной инициативы не является необходимой, и отраженный в Кодексе подход нельзя признать справедливым. Во-первых, подобную тенденцию ослабления субъективного права при истечении исковой давности нельзя признать хоть сколько-нибудь разумной. При таком подходе также нуждаются в уточнении ряд статей Кодекса, действующие редакции которых не предполагают исключительно добровольное исполнение. Во- вторых, исковая давность как срок для защиты права по иску лица, право которого нарушено, была сконструирована именно как срок, истечение которого препятствует реализации требования кредитора при посредстве судебного принуждения. Подобные же законодательные инициативы искусственно расширяют содержание понятия срока исковой давности, распространяя правовые последствия его истечения на внесудебную сферу, и даже в некоторой степени искажают саму сущность данного срока^[15]. Представляется абсолютно неоправданным подобное сближение и даже смешение срока защиты гражданских прав (которым, в сущности, является срок исковой давности) со сроками осуществления гражданских прав^[16].

Редакция самого п. 3 ст. 199 ГК РФ создает большое пространство для критики. Правило в том виде, в каком оно сформулировано, предполагает запрет на соответствующие действия кредитора даже при отсутствии заявления должника об истечении исковой давности. Т.е. кредитор лишен указанного права не только после применения судом исковой давности, но и в период с момента истечения исковой давности до момента ее применения (когда существует еще обычное обязательство). Подобное правило вступает во внутреннее противоречие с п. п. 1,2 ст. 199 ГК РФ и не является справедливым.

В п. 3 ст. 199 ГК РФ содержится указание на «односторонние действия, направленные на осуществление права», а в качестве примеров приводятся действия различной функциональной направленности. Возникает вопрос, имел ли законодатель намерение распространить запрет на любые односторонние действия, ведь последние могут быть также действиями в рамках самозащиты, действиями по реализации мер оперативного воздействия и др. Подпадают ли они под закрепленный в статье термин? Вероятно, да. Получается, истек срок для «защиты» права в суде, но законодатель запрещает односторонние действия, направленные на «осуществление» права, фактически распространяя правило на любые односторонние действия. Подобное довольно своеобразное и весьма широкое толкование исковой давности не оправдано.

Учитывая последние тенденции и сформулированные в Концепции предложения, полагаем, что законодатель, скорее, осуществил бы попытку отразить в Кодексе подход, требующий добровольности исполнения натурального обязательства, нежели наоборот. На наш взгляд, данный подход является в целом верным, однако с рядом критически важных оговорок.

В отечественной юридической литературе указание на добровольность исполнения натурального обязательства встречается часто^[17].

Так, КН. Анненков писал, что добровольно произведенное должником по натуральному обязательству удовлетворение «не может быть признаваемо подлежащим обратному ... востребованию»^[18], подчеркивая при этом, что только по воле должника натуральные обязательства могут иметь «силу и значение».

 

Что касается современных авторов, то, например, Е.А. Суханов также считает, что натуральные обязательства рассчитаны именно на добровольное исполнение обязанностей должниками, и отказывает лишь такому исполнению в признании неосновательным обогащением, а A.B. Мертвищев полагает, что кредитор по натуральному обязательству лишен возможности реализовать свое право посредством применения к должнику мер правового принуждения^[19].

Напротив, давая характеристику натуральным обязательствам, не ставили судьбу исполнения в зависимость от его добровольного характера Д.И. Мейер, Ю. С. Гамбаров, Л.В. Щенникова . Не беремся судить, является ли подобное умолчание сознательным отражением позиции либо же для авторов данный момент является настолько естественным, что они не сочли нужным отдельно на это указывать, но первый вариант объяснения выглядит более логичным.

Полагаем, натуральное обязательство действительно ориентировано и предполагает, в первую очередь, именно добровольное исполнение должником своих обязанностей. Что заставляет должника действовать соответствующим образом? Представляется, что причина кроется, в первую очередь, в его следовании основным принципам гражданского права: именно при исполнении натурального обязательства наиболее ярко проявляет себя принцип добросовестности, давно выработанный отечественной доктриной^[20], но совсем недавно получивший свое законодательное закрепление в п. 3 ст. 1 ГК РФ (в качестве основного начала российского гражданского законодательства)^[21]. В зарубежных странах нередко принцип добросовестности на законодательном уровне закреплен лишь в отношении исполнения обязательств, в частности, из договоров^[22], но при этом в науке и судебной практике трактуется шире.

 

Данный принцип предполагает действие субъектов гражданского права именно «по доброй совести»^[23]. Как указывал И.Б. Новицкий, понятие доброй совести как некого внешнего мерила - не новелла современного права, а развитие римской идеи bona fides^[24]. Дать же единственно верное и предельно точное определение добросовестности^[25] не только крайне затруднительно, но и вряд ли имеет смысл: какое бы определение не было приведено, оно не будет лишено недостатков, что связано с самой природой определяемого понятия.

Не обращаясь к более подробному освещению содержания принципа добросовестности, отметим: его генерирующее значение в вопросе исполнения натурального обязательства не должно толковаться расширительно. Признание первостепенной роли указанного принципа не следует трактовать как отказ от обязательственно-правового подхода к натуральному обязательству и поддержку теории моральных обязательств. Принцип добросовестности, изначально будучи, бесспорно, нравственным требованием, после закрепления в законе становится уже правовым требованием^[26]. Связь права с моралью общепризнана, но нельзя придавать ей значение отождествляющего основания.

Бесспорно, должником по натуральному обязательству могут двигать различные мотивы, в силу которых он производит исполнение, но значение принципа добросовестности как руководящего начала трудно переоценить.

Итак, натуральное обязательство предполагает, в первую очередь, добровольное исполнение. Но чистота юридического языка требует точности, что предполагает следующее уточнение: добровольность относится больше к «исполнению обязанности» должника, нежели к «исполнению обязательства» в

целом^[27]. Рациональность и необходимость разграничения указанных понятий, выработанного доктриной, но кажущегося подчас весьма условным, налицо применительно к натуральным обязательствам. Например, если должник исполняет свою обязанность, осуществляя действия, требуемые кредитором, но лишь после применения кредитором к должнику доступных ему средств побуждения, то можно признать, что добровольность исполнения конкретной обязанности должника присутствует, но говорить, что имело место добровольное исполнение обязательства в целом,- преувеличение.

При этом не следует абсолютизировать добровольность исполнения натурального обязательства. Кредитору могут быть доступны определенные механизмы побуждения должника к исполнению его обязанности^[28]. Более того, как отмечалось, в отдельных случаях допустимы односторонние действия кредитора, если они отвечают соответствующим условиям.

 

---

’ См.: Саватье Р. Указ. соч. С. 419; Синайский В.И. Указ. соч. С. 350; Zimmermann R. Op. cit. P. 748.

^[2] По вопросу соотношения исполнения и прекращающей обязательство сделки см.: Крстчмар П. Исполнение. Часть 1. Исторические и догматические основы (часть 2) //Вестник гражданского права. 2011. № 6. С. 211-243.

^[3] В литературе встречается критика используемой в ФГК терминологии: в частности, Ф. Савиньи (F. Savigny) считал, что выражение «volontairement acquittées» выбрано неудачно, поскольку оно «обозначает скорее платеж при сознании несуществования долга». Но подобное мнение единичное. См.: Савиньи Ф.К. Указ. соч. С. 91.

~ См.: Годэмэ Е. Указ. соч. С. 498; Голсвинский В.И. Указ. соч. С. 171—172; Трспицын И.Н. Указ. соч. С. 24.

^[5] В Луизиане данное правило действует не так давно, до реформы 1984 г. ГК Луизианы включал норму о том, что не подлежит удовлетворению иск об истребовании обратно уплаченного (переданного) по исполнение натурального обязательства, т.е. указание на добровольность отсутствовало. См.: Snydcr D. Op. cit. P. 433.

^[6] Ст. 1472 ГК Чили, ст. 518 ГК Аргентины, ст. 1529 ГК Колумбии, ст. 1343 ГК Сальвадора, ст. 1488 ГК Эквадора, ст. 1446 ГК Уругвая, ст. 1844 ГК Никарагуа и ст. 1374 ГК Гондураса.

^[7] Ст. 403 ГК Португалии, ст. 2034 ГК Италии, ст. 1.178 ГК Венесуэлы.

^[8] Ср.: ч. 1 и ч. 2 ст. 63 Книги пятой «Обязательственное право» ГК Швейцарии. См.: Schulze G. Op. cit. S. 226.

^[9] См.: Contract Law in the Netherlands. P. 65; Hartkamp A.S. Op. cit. P. 137.

^[10] См. подробнее: Schulze G. Op. cit. S. 664.

^[11] Ср.: Внндшейд R. Указ. соч. С. 88-89 и Дерпбург Г. Указ. соч. С. 10; Покровский И.А. Указ. соч. С. 241.

^[12] См.: Витрянский В.В. Указ. соч. С. 8.

^[13] См.: Федеральный закон от 7 мая 2013 г. № 100—ФЗ «О внесении изменений в подразделы 4 и 5 раздела 1 части первой и статыо 1153 части третьей Гражданского кодекса Российской Федерации» // Собрание законодательства РФ. 2013. № 19. Ст. 2327 (далее — «Федеральный закон от 7 мая 2013 г. № 100-ФЗ»).

^[14] Ср., напр.: Эрделевский А.М. О некоторых вопросах применения исковой давности //Хозяйство и право. 2014. № 2. С. 54—55 и Ушаков A.A. Комментарий к подразделу 5 «Сроки. Исковая давность» раздела I «Общие положения» части первой Гражданского кодекса РФ (постатейный) // СПС «КонсультантПлтос».

^[15] См. также: Терещенко Т.А. Указ. соч. С. 120.

^[16] Критически важные замечания в отношении важности и критериев разграничения указанных сроков в свое время были высказаны еще В.П. Грибановым. См.: Грибанов В.П. Указ. соч. С. 255.

^[17] См., иапр.: Агарков М.М. Указ. соч. С. 56; Новицкий И.Б. Указ. соч. С. 77-83; Победоносцев К.П. Указ. соч. С. 32-34; Синайский В.И. Указ. соч. С. 307; Яковлев В.Ф. Избранные труды. Т. 2: Гражданское право: история и современность. Кн. 1. М., 2012. С. 912-927.

^[18] См.: Анненков К.Н. Указ. соч. Т. III. С. 18-20.

^[19] См.: Российское гражданское право. Т. II. С. 1066-1067 (автор главы — Е.А. Суханов); Мертвищев A.B. Указ. соч. С. 44, 149. См. также: Асосков A.B. Указ. соч.; Божко М.П. Указ. соч. С. 124; Егорова М.А. Указ. соч.; Федотов А.Г. Указ. соч. С. 116-117; Узойкин Д.А. Указ. соч. С.58.

^[20] См., напр.: Грибанов В.П. Указ. соч. С. 213-232; Толстой Ю.К. Принципы гражданского права // Правоведение. 1992. № 2. С. 50; Яковлев В.Ф. Правовое государство: вопросы формирования. М., 2012. С. 8-25.

^[21] До закрепления принципа в ГК РФ в литературе встречались противоположные мнения па этот счет, которые звучали неубедительно. См.: Емельянов В.И. Указ. соч. С. 109. С 1 июня 2015 г. ГК РФ наравне с общим принципом добросовестности (п. 3 ст. 1) содержит специальный одноименный принцип обязательственного права (п. 3 ст. 307 (введен Федеральным законом от 8 марта 2015 г. №42-ФЗ)).

^[22] Например, ст. 1134 ФГК, § 242 ГГУ, ст. 762 ГК Португалии. О принципе добросовестности в зарубежных

^[23] Понятие добросовестности не сформулировано на законодательном уровне и носит оценочный характер, тем не менее, концепций, выработанных в цнвилнстической доктрине, но непременно ориентирующихся на нормы морали и нравственности и начала здравого смысла, вполне достаточно для формирования у участников оборота понимания базовых критериев добросовестного поведения. Однако, бесспорно, не всегда легко найти тонкую грань, после пересечения которой добросовестное поведение превращается в недобросовестное.

^[24] См.: Новицкий И.Б. Принцип доброй совести в проекте обязательственного права // Вестник гражданского права. 2006. № 1. С. 124—126. О понятии «bona fides» в римском праве см.: Савельев В.А. Указ. соч. С. 67-72.

^[25] Обзор выработанных дефиниций см.: Богданова Е.Е. Добросовестность и право на защиту в договорных отношениях. М., 2010. С. 6-29; Новицкий И.Б. Указ. соч. С. 126-131; Покровский И.А. Указ. соч. С. 260-262.

^[26] См. также: Яковлев В.Ф. Указ. соч. С. 8—25.

^[27] См., напр.: Сарбаш С.В. Указ. соч. С. 19-22.

^[28] См. также: Божко М.П. Указ. соч. С. 43-48; Веретенникова С.Н. Меры самозащиты в российском гражданском праве: дне... канд. юрид. наук. Екатеринбург, 2004. С. 54—55; Мусарский С.В. Указ. соч. С. 96, 119; Нольксн А.М. Указ. соч. С. 334.; Федотов А.Г. Указ. соч. С. 104—105.

 

 

Вся работа доступна по ссылке

https://mydisser.com/ru/catalog/view/41284.html