У нас уже 21989 рефератов, курсовых и дипломных работ
Заказать диплом, курсовую, диссертацию


Быстрый переход к готовым работам

Мнение посетителей:

Понравилось
Не понравилось





Книга жалоб
и предложений

 





Название Древнетюркские рунические надписи VIII-IX вв. как памятник историографии генезис жанра и структура текста
Количество страниц 265
ВУЗ МГИУ
Год сдачи 2010
Бесплатно Скачать 23494.doc 
Содержание Содержание
Введение 3

Глава 1. Понятие жанра в древнетюркской рунической литературе 12 Глава 2. Дискуссия о жанровой структуре древнетюркских

рунических памятников и ее источниковедческое значение 18

2.1. Конец XIX - начало XX вв. 18

2.2. 1940-1950-е гг. 19

2.3. 1960-1970-е гг. 23

2.4. 1980-2000-е гг. 42 Глава 3. Историографический и литературный аспекты

текстов древнетюркских рунических надписей 57

3.1. Героический эпос 64

3.2. Историческое сказание 71

3.3. Лирические и обрядовые жанры

Историческая реконструкция жанра енисейских рунических памятников 79

3.4. Риторические жанры 99

3.5. Формулы и "поэтическая организация" древнетюркских надписей 116

3.6. Влияние иноязычных письменных традиций

на генезис жанра древнетюркских надписей 120

3.7. Варианты комплексного подхода 125 Глава 4. Древнетюркские рунические надписи как памятник историографии 139

4.1. Надписи как источник сведений по истории Центральной Азии VI-VIII вв. 139

4.2. Эпитафии как форма бытования историографии древних тюрков 197

4.3. Древнетюркские рунические памятники

как образцы "документальной литературы" 205

4.4. Проблема авторства в древнетюркской историографии 208 Глава 5. Историческая реконструкция жанра

орхонских рунических памятников 229

Заключение 241

Список использованных источников и литературы 245

Сиглы памятников 262

Список условных сокращений 263

Приложение I. Древнетюркские рунические памятники орхонской группы 265



Введение

Изучение древнетюркских рунических памятников представляет собой один из важнейших элементов исторического анализа обществ Центральной Азии. Такой анализ был предпринят в работах нескольких поколений филологов и историков, направлявших свои усилия преимущественно на извлечение из памятников фактической информации и её последующую идентификацию с данными других источников (китайских, иранских, византийских, армянских, грузинских, арабских, тибетских, тохарских). Основной целью этой чрезвычайно трудоемкой и сложной работы было восстановление общей канвы истории древних тюрков и их взаимоотношений с соседями, а также анализ некоторых социальных и политических терминов, встречающихся в рунических текстах. Подробное изложение истории этих исследований можно найти в монографии С.Г.Кляшторного [Кляшторный, 1964], в которой также содержатся результаты собственных исследований автора в данной области. Такая направленность изучения рунических памятников в тот период была единственна и закономерна: необходимо было создать надежную событийную основу истории Тюркских каганатов, без которой сейчас уже немыслимо развитие историографии, исторической географии, этнологии, социально-политической истории, антропологии и культурологии Центральной Азии. Как выяснилось в результате этих исследований, рунические памятники оказались уникальным по своей ценности, аутентичным источником огромного массива данных, позволившим реконструировать этапы ранней истории тюрков-кочевников, до того малоизвестные или вообще неизвестные ученым. Особую ценность руническим памятникам как источнику придавал тот факт, что они были написаны самими тюрками и отражали их собственную точку зрения на свою историю.

Однако источниковедческий анализ текста - явление очень многоплановое, и он не исчерпывается только установлением хронологической или событийной канвы. Любой исторический текст, именно потому, что он текст, а не просто некая "стерильная" информация (т.е. содержание, лишенное специфической формы), обладает определенными законами собственного возникновения и функционирования, своими внутренними контекстуальными связями. Выяснение архитектоники этих связей и законов их функционирования помогает более адекватно воспринимать ту информацию, которая содержится в тексте. Иными словами, для максимально корректной и точной (насколько это возможно) интерпретации древнего текста необходимо не только знание грамматики того языка, на котором данный текст
написан, и не только сведений других источников, с которыми мы сравниваем имеющиеся в нём сведения, но и знание тех формальных приемов, с помощью которых этот текст строится. Современному историку чрезвычайно важно составить себе представление о том типе исторического сознания, которое было присуще автору исследуемого им текста и которое нашло свое отражение в его структуре. Источник обычно является вполне понятным для его автора и читателя-современника, но с течением времени, по мере исчезновения того широкого культурного контекста, в котором пребывали в определенный период времени и автор текста, и его читатели, он становится всё менее связным и всё более непонятным для последующих поколений читателей. Этот феномен является причиной столь многих неудач так называемого "чисто лингвистического" анализа памятников, когда устанавливается значение всех составляющих текст лексем (слов), но совершенно теряется или фантастически преображается его общий смысл. Части текста еще не составляют памятника как целого, они лишь служат материалом к такому составлению. С другой стороны, безуспешными следует признать также попытки истолкования древних письменных памятников как неких неизменных идеальных форм, всецело обусловленных "архетипами" или "идеями" той или иной эпохи, и имеющих весьма отдаленную связь с реальностью. Внетекстовая реальность всегда в той или иной степени (и форме) присутствует в тексте. На наш взгляд, неправомерно отрывать историческое содержание памятника от формы, в которой оно изложено; но точно так же неправомерно приписывать этой форме независимый от содержания статус. Исследование письменного источника должно представлять собой комплексную реконструкцию его формы и содержания, воплощенную в единстве исторического сознания его автора.

Источниковедение обычно достаточно осторожно использует такое понятие, как жанр письменного источника; жанровый анализ считается уделом литературоведения (филологии). Между тем подобное разделение часто ведет к абсолютизации отдельных аспектов изучения памятника, о которых сказано выше. Источниковеды (историки) сосредотачиваются на "вылавливании" в тексте памятника определенных фактов (содержательный аспект), литературоведы (филологи) занимаются преимущественно описанием художественной структуры текста (формальный аспект). Комплексное же изучение источника неизбежно представляет собой опыт своего рода "историко-филологического" исследования - т.е. синтеза в изучении содержательной и формальной сторон памятника.
Тенденция рассматривать историю, ее социальные и культурные составляющие, а также принципы и методы работы историка в виде взаимосвязанного текста (контекста), обладающего "художественным" своеобразием, особым стилистическим и образным строем, привела в своем крайнем выражении к отказу от анализа исторической действительности как таковой. В центре внимания оказалась фигура историка — "повествователя", который творит свои произведения, побуждаемый "поэтическими импульсами". Эта точка зрения нашла свое яркое выражение в работе Х.Уайта "Метаистория" [White, 1974]. В этой книге Х.Уайт утверждает, что все сочинения историков нужно рассматривать прежде всего как литературные произведения, а их различные типы - как своего рода жанры, определяемые доминирующим в том или ином авторе "поэтическим импульсом" (вернее, родом этого импульса). Всякие претензии исторического труда не достоверность, "научность" и т.п. - снимаются, отныне он воспринимается лишь как "художественное" произведение, которое может быть написано "с большей или меньшей долей таланта", быть этически и эстетически оправданным, но бесконечно далеко от установления и применения каких-то законов, "объективных истин" и т.п. Х.Уайт выделяет 4 основных структурных типа, или модуса, в историографии. Эти модусы соответственно: жанр (kind), способ убеждения (argument), идеологическая подоплека (ideological implication) и применяющаяся система тропов (tropes) - т.е. фигур речи [White, 1974, р. 16-18].

Х.Уайт, конечно, является сторонником радикального "филологического" анализа: он растворяет историю в литературе, его "поэтические импульсы" есть ничто иное, как "идеи" неизменных литературных форм. Однако, по-видимому, он прав в том смысле, что подчеркивает неэкспериментальный характер истории как науки, ее принципиальную неразделенность с "литературой"1. Письменный исторический источник, если он представляет собой связный текст, уже только в силу этого обстоятельства должен быть написан в каком-либо жанре и обладать какими-либо "литературными" характеристиками. Другое дело, что не следует, вслед за Х.Уайтом, отождествлять исторические и "литературные" (т.е. художественные) жанры, так как первые имеют дело с описанием действительности, а вторые - с ее условным обобщением. В историографии (в смысле изучения документальных письменных источников) существуют свои специфические жанры. Задача источниковедения состоит, помимо прочего, в их исследовании (выделении, классификации и описании). В своей диссертационной работе мы предлагаем использовать понятие жанра в

1 Особенно это касается памятников ранней историографии [Historiography, 2004].

несколько отличном от литературоведения смысле. Жанр в историографии (т.е. жанр исторического источника), по нашему мнению, есть структурное единство его формы и содержания, единство, являющееся отражением конкретно-исторического единства сознания его автора. Это сознание особенным образом отображает и интерпретирует историческую действительность. Задачей историка-источниковеда в данном случае является реконструкция условий формирования и функционирования этого сознания, установление тех закономерностей, по которым оно воспринимало и описывало окружающую действительность. Итогом деятельности авторского сознания является текст, анализ которого и должен стать основным ключом к пониманию формально-содержательного, а значит, и исторического единства памятника. Историзм источника состоит не только в том, что в нём описываются те или иные факты прошлого, но и в том, что он сам (как и его автор) является частью этого прошлого и заключает в себе все характерные черты общественного сознания того или иного исторического периода. Структурно выраженное (в тексте) единство этих черт мы и будем называть жанром в историографии.

Главное отличие такого определения от понятия жанра в литературоведении заключается в том, что последний имеет дело преимущественно не с историческим, а с художественным ("поэтическим") единством, т.е. единством, сравнительно слабо связанным именно с исторической действительностью. Авторы художественных произведений не описывают объективную историческую реальность, а специфическим образом обобщают ее. Например, произведения в духе средневековых литературных жанров теоретически могут быть написаны и в наше время, однако написать "новые" аутентичные летописи конкретного исторического периода нельзя. Иными словами, в случае со средневековыми "поэтическими" жанрами мы имеем дело с художественной литературой (литературой вымысла), а в случае с историческими хрониками или трактатами - с документальной литературой (литературой факта)2. Это отличие содержательное, определяемое внешней по отношению к тексту действительностью, и поэтому непримелемы выводы Х.Уайта о тотальной "литературности" истории. Однако с тем, что история (как разновидность нарратива) в каком-то смысле всё же "литературна" и обладает своими собственными уникальными жанрами, можно согласиться.

2 В аналитической философии это различие описывается с помощью терминов иллокутивной модальности - т.е. однозначного соответствия (несоответствия) описываемых в тексте предметов объектам действительного мира [Habermas, 1989, р.87].

Отечественный специалист по руническим памятникам И.Л.Кызласов писал: "Проблема жанрового многообразия степных рунических надписей нова для тюркологии. Текстологический анализ эпитафийных текстов как особой - с точки зрения общественного назначения - совокупности письменных памятников еще предстоит. Необходимо во всей возможной полноте проанализировать законы оформления и построения этих текстов, их содержание, выразительные средства, особенности как образцов литературного языка и т.п. Настала пора их комплексного изучения в источниковедчески полном виде: палеографическом, языковедческом, текстологическом, литературоведческом и историческом" [Кызласов, 1994, с. 180].

Новизна предлагаемой диссертационной работы заключается в том, что мы постараемся преодолеть существующее разделение формального и содержательного подходов к проблеме изучения рунических памятников. Основным объектом внимания в нашей работе станет целостная структура текстов надписей, представляющая собой органическое единство исторического содержания и литературной формы (которая, в свою очередь, также слагалась и развивалась в определенных исторических условиях). Воплощением этого единства является жанр (жанры) древнетюркских рунических памятников, который отличается от жанра в художественной литературе. Речь пойдет об особом, "историографическом" жанре - т.е. определенном типе связи конкретно-исторического содержания с литературной формой. Нашей задачей будет выяснение не только того, что описывали в рунических надписях их авторы, но и того, как они это описывали, то есть, в конечном итоге, того, каким образом в сознании этих авторов была представлена действительная история - т.е. почему о тех или иных исторических событиях они повествовали тем или иньм языком.

Рунические тексты свидетельствуют, что у тюрков периода Каганатов уже было понятие об истории (хотя и достаточно специфическое). Значит, в нашем случае следует вести речь о такой важной разновидности общественного сознания, как историческое сознание. Именно оно, это сознание, послужило отправной точкой для идеи составления текстов памятников (а также, по нашему мнению, и самого изобретения тюркской рунической письменности). Исследуя тексты рунических памятников, историк, таким образом, может получить сведения ничуть не менее ценные, чем сообщения о датах правления монархов или битвах известных полководцев древности. Он может проследить формы зарождения и развития исторического сознания древних тюрков, этапы осознания ими исторического процесса как чего-то абстрагированного от общего потока жизненных впечатлений. Формирование исторического сознания -
уникальный процесс, и рунические надписи являются единственными свидетелями того, как он проходил в обществе, сравнительно недавно ощутившем себя "субъектом истории" (историческим обществом). Изучение особенностей формирования исторического сознания древних тюрков актуально для понимания всей истории Центральной Азии. Далеко не случайно, что появление рунических памятников (и, по-видимому, рунической письменности как таковой) совпадает по времени с эпохой создания Второго Тюркского каганата. Усложнение социальной и политической жизни тюркских кочевников вызвало закономерные (хотя и эфемерные) перемены в их сознании, выразившиеся, помимо прочего, в возникновении представления об истории. Это представление (со всеми присущими ему особенностями) нашло своё отражение в текстах памятников. Рунические надписи могут быть рассмотрены не только как источник отдельных фактов, но и как редчайшее свидетельство формирования собственного, оригинального представления тюркоязычных кочевников об истории (чего в последующие эпохи больше никогда не было - тюрки заимствовали для этого иноязычные, в основном арабо-персидские, модели).

В новой постановке вопроса о генезисе и формах исторического сознания у авторов рунических памятников заключается теоретическая значимость данной диссертационной работы3. Мы попытаемся решить этот вопрос с помощью применения метода комплексной дескриптивной реконструкции. Что представляет собой этот метод? Проблема генезиса и оформления (в виде текстов) исторического сознания древних тюрков предполагает, с одной стороны, ответ на вопрос, какова историко-жанровая природа рунических надписей (дескрипция), а с другой - выяснение всей суммы конкретно-исторических обстоятельств, которые могли привести к появлению надписей подобного типа (реконструкция). Реконструкция строится на базе дескрипции, является ее вторым этапом.

Дескрипция - т.е. последовательное и максимально подробное описание структуры текста памятника с целью получения надежного основания для его последующей идентификации (отличения от памятников других жанров и выявления оригинальных комплексных характеристик текста) — в данном случае служит краеугольным камнем в процессе поиска ответа на вопрос о генезисе надписей. Комплексное, насколько это возможно, дескриптивное исследование текстов памятников (ограниченное лишь соображениями компаративистской прагматики)

3 Ранее эта проблема подробно рассматривалась, пожалуй, только Л.Базеном в его работе "Человек и понятие истории у тюрков Центральной Азии в VIII в." [Базен, 1986].
позволяет яснее представить конкретный тип сочетания уникального и общего, который и определяет место того или иного жанра в ряду множества ему подобных. Последовательная комплексная дескрипция позволяет также разобраться в том, какие черты (признаки) данного исторического источника присущи только ему (уникальны), а какие могут иметь сходство с чертами (признаками) произведений других жанров (конвергентное или в результате заимствования). Неповторимое сочетание этих черт определяет всю структуру и внутреннюю логику исследуемого источника. Поэтому мы с особенным вниманием проанализируем все варианты комплексного подхода к проблеме изучения памятников, которые помогают понять специфику возникновения и функционирования их текстов. Метод комплексной дескрипции является необходимым предварительным этапом в процессе применения сравнительно-исторического метода, который дает возможность использовать его результаты в целях реконструкции [Блок, 1986, с. 106-107].

Первая часть работы (Глава 1) посвящена дефинициям - т.е. установлению критериев того, что мы будем именовать жанрами рунических памятников. Эти критерии составят собой основу последующей типологической классификации отдельных групп надписей по категориям.

Вторая часть (Глава 2) представляет собой очерк дискуссии о проблеме структуры памятников, которая протекала в научном сообществе (с большей или меньшей интенсивностью) на протяжении более чем столетия. Нужно отметить, что большинство авторов, участников этой дискуссии, касались названной проблемы только мимоходом, уделяя ей сравнительно небольшое место в своих монографиях и статьях. Лишь небольшое количество исследователей высказались на эту тему несколько несколько более подробно.

В третьей части (Глава 3) мы попытаемся проанализировать итоги данной дискуссии и те основные решения вопроса о жанре рунических надписей как исторического источника, которые были в ходе неё выдвинуты. Мы последовательно остановимся на гипотезах о возникновении рунических "литературы" и "историографии" в рамках героического эпоса, исторического сказания, фольклорных и обрядовых жанров, а также рассмотрим предположения о заимствованном характере формуляра памятников, их "стихотворной" организации, связи с риторическими практиками (ораторским искусством) и т.д. Специальный подраздел будет посвящен предпринятым попыткам комплексного исследования структуры рунических надписей.

В четвертой части (Глава 4) мы предлагаем собственный вариант комплексного анализа тюркской "исторической литературы". В первом подразделе речь идёт о содержащихся в текстах памятников сведениях исторического характера. Там же рассматриваются основные принципы, по которым авторы памятников отбирали и интерпретировали материалы для своих произведений. Во втором подразделе главным объектом внимания является проблема связи жанра рунических надписей с материальной формой их бытования (эпитафии на каменных стелах). Мы останавимся также на вопросе о том, почему тюрки выбрали именно эту форму для написания своих исторических текстов, и каким образом этот факт отразился на всех аспектах структуры надписей. В третьем подразделе мы продолжим описание жанра памятников, рассматривая его как разновидность "документальной литературы" - т.е. литературы исторического (в самом широком смысле этого слова) плана. В этом подразделе подробно обсуждаются вопросы того, какой спецификой обладают присущие надписям биографичность, историзм, документализм, реализм, дидактика, прозаизм. Иными словами, каким образом эти общие черты (признаки) воплощаются в конкретных, вполне самобытных произведениях. Четвертый подраздел посвящен роли авторского сознания в процессе создания памятников рунической письменности, степени его активности и той эволюции, которую это сознание проделало за сравнительно недолгий период существования древнетюркской "историографии".

В последних двух подразделах четвертой части, а также в части пятой (Глава 5) мы постепенно переходим от дескрипции жанра памятников к его реконструкции. Реконструкция подразумевает под собой восстановление тех культурных условий (в широком смысле), в которых происходило формирование неповторимого облика рунических надписей. Эта реконструкция строится на материале комплексного дескриптивного анализа. Выяснив, в чём состоит своеобразие надписей (и как в этом своеобразии преломлялись общие для памятников подобного типа черты), мы попытаемся восстановить те первоначальные условия, которые и вызвали к жизни это своеобразие. Например, попытаемся объяснить, как различия в общественном строе орхонских и енисейских тюрков предопределили историко-литературную специфику памятников Орхона и Енисея. Для этого, безусловно, помимо результатов дескрипции, нам необходимо будет составить себе общее представление о том типе конвергентно развивающихся процессов, которые приводят к появлению в архаических обществах собственных "историографии" и "литературы". Эти процессы сравнительно хорошо исследованы на материале многих древних памятников письменности. Соединение
генерализованной модели возникновения исторического сознания в ранних обществах со всем комплексом имеющихся сведений о специфических чертах рунических памятников может позволить, по нашему мнению, реконструировать ход формирования и самореализации исторического сознания в среде древних тюрков. Это значит — позволит реконструировать его общее со схожими процессами в других культурах направление, но с обязательным учётом тюркской специфики. Дескрипция предоставляет базу данных для такого анализа, а реконструкция - метод интерпретации этой базы данных на основе сравнительного исторического источниковедения. В итоге мы получим один из вариантов возможного развития событий (возникновения у тюрков-кочевников собственных исторической и литературной традиций) и новый вариант его логического объяснения (формирование у авторов рунических памятников исторического сознания). Основные выводы диссертационной работы изложены в "Заключении".
строится на материале дескриптивного анализа. Выяснив, в чём состоит своеобразие надписей (и как в этом своеобразии преломлялись общие для памятников подобного типа черты), мы попытаемся восстановить те первоначальные условия, которые и вызвали к жизни это своеобразие. Например, попытаемся объяснить, как различия в общественном строе орхонских и енисейских тюрков предопределили историко-литературную специфику памятников Орхона и Енисея. Для этого, безусловно, помимо результатов дескрипции, нам необходимо будет составить себе общее представление о том типе конвергентно развивающихся процессов, которые приводят к появлению в архаических обществах собственных "историографии" и "литературы". Эти процессы сравнительно хорошо исследованы на материале многих древних памятников письменности. Соединение генерализованной модели возникновения исторического сознания в ранних обществах со всем комплексом имеющихся сведений о специфических чертах рунических памятников может позволить, по нашему мнению, реконструировать ход формирования и самореализации исторического сознания в среде древних тюрков. Это значит - позволит реконструировать его общее со схожими процессами в других культурах направление, но с обязательным учётом тюркской специфики. Дескрипция предоставляет базу данных для такого анализа, а реконструкция - метод интерпретации этой базы данных на основе сравнительного исторического источниковедения. В итоге мы получим один из вариантов возможного развития событий (возникновения у тюрков-кочевников собственных "исторической" и "литературной" традиций) и новый вариант его логического объяснения (формирование у авторов рунических памятников исторического сознания). Основные выводы диссертационной работы изложены в "Заключении".
Глава 1. Понятие жанра в древнетюркской рунической литературе.

Древнетюркские рунические надписи представляют собой самые ранние известные образцы тюркской литературы. Уже после первых переводов надписей, опубликованных В.Томсеном и В.В.Радловым, стало ясно, что исследователи имеют дело с текстами, которые представляют собой реализацию, воплощение жанровых принципов и норм - т. е. с произведениями, построенными по законам грамматики и семантики определенного жанра (жанров) [Мелиоранский, 1898, с. 279]. У данной точки зрения имелось два отправных пункта: а) теоретический - подразумевалось, что любое историческое и литературное произведение относится к какому-либо жанру; и 2) практический - отмечалось значительное сходство в композиционной структуре надписей, их стилистике, использовании формульных выражений и т. д. В связи с этим позднее были предприняты попытки определить жанровую природу рунических памятников Орхона и Енисея (другие группы тюркских эпиграфических текстов в данной связи в литературе почти не рассматривались).

Выдвинутые на этот счет теории и гипотезы можно условно отнести к двум категориям. Авторы первых априорно допускали, что "жанр" источника может существовать сам по себе, в отрыве от конкретных произведений. Они рассматривали его как "чистую форму", которую следует обнаружить в реальном тексте. Степень "соответствия" реального текста этому предполагаемому идеальному формату и предопределяла ту или иную жанровую оценку произведения. Такой подход можно обозначить как редукционистский. Сторонники другой точки зрения полагали, что термином "жанр" лучше всего определять исторические виды произведений. В данном случае не предполагалось отдельного, независимого существования жанра как некоей неизменной формы. Основной задачей исследователя становилось описание функции и структур текста, анализ его отношения к действительности и выяснение роли автора. Такой подход получил название дескриптивного. В дескриптивной теории на первый план выдвигалась задача по определению обстоятельств возникновения памятника, т. е. тех конкретных условий, в которых данный текст создавался. Элементы структуры текста при этом трактовались в связи с выполнением ими определенных функций в рамках
памятника как единого целого, а не в силу их формального соответствия структурам уже описанных жанров. Сторонники дескриптивного подхода подчеркивали, что жанр памятника представляет собой конкретно-историческое сочетание формы и содержания, целей и средств его автора.

Иными словами, основное отличие между двумя указанными выше подходами коренилось в том, что в первом случае жанр понимался как совокупность формальных элементов текста, каждый их которых является для этого жанра конституирующим, а во втором случае конституирующим оказывался сам текст (выполняющий определенные функции), формальных элементы которого приобретают то или иное "жанровое" качество только в рамках данного текста [Уэллек, Уоррен, 1978, с. 243-252; Burke, 1973, с. 92-102; Miller, 1984, с. 151-167].

Все исследователи были согласны с тем, что если есть тексты, то должен быть и жанр, в котором они написаны. Однако памятники древней литературы часто не укладываются в принятые схемы классификации жанров. В таких случаях сторонники редукционистской теории предпочитали говорить о включении одного "идеального" жанра в состав другого (например, плача в героический эпос), а последователи дескриптивной теории стремились дать описание нового жанра, который хотя и имеет некоторые общие признаки с известными жанрами, в качестве целого все же является от них независимым.

Многие авторы, касавшиеся этого вопроса (особенно на первом этапе изучения надписей), не ставили перед собой задачи специально исследовать жанр памятников и ограничивались в его отношении краткими определениями вроде: "историко-биографические повествования", "героические поэмы", "героические эпитафии", "эпические хроники", "политические манифесты" и т. п. В определениях подобного рода была выражена некоторая приблизительная оценка исследователями типа рассматриваемых произведений, но они не могут считаться жанровыми, так как под приведенными выше определениями могут подразумеваться произведения самых разных жанров. По сути, оставаясь в рамках жанровой теории, нам следует рассматривать их как выражения, близкие метафорам. Последние позволяют охарактеризовать явление, лишь "намекая" на его связь с другими известными явлениями, но не отождествляя его с этими явлениями непосредственно. Например, "героические поэмы" подразумевают наличие рассказа о подвигах главного персонажа и некоего "поэтического" стиля. Рассказ о подвигах можно обнаружить в произведениях различных жанров: в эпосе, историческом сказании, мифе, романе, сказке и т. д.; точно так
же к самым различным жанрам может быть приложено и определение "поэтического" стиля.

Отсюда ясно, что подобные определения не указывают непосредственно на жанровую природу памятника, т. е. не являются наименованиями жанра в формальном смысле. По этой же причине, однако, они не являются и дескриптивными определениями: дескрипция имеет своей целью такое описание структуры и функций текста памятника, которое было бы необходимым и достаточным условием для отличения его от текстов памятников, созданных в других жанрах. Приведенные нами выше примеры определений сделать этого не позволяют: неясно, скажем, чем отличаются тюркские рунические памятники, понятые как "героические эпитафии", от надгробных надписей средневековых китайцев, а понятые как "героические поэмы" - от образцов среднеазиатского романического эпоса (дастанов).

Большинство исследователей, тем не менее, убеждено в том, что отличия между названными группами памятников существуют. В связи с этим следует рассматривать такие определения не как наименования конкретных жанров, а лишь как метафорические сочетания терминов, обозначающие некоторые типы литературных произведений и вообще текстов. Эти сочетания представляют собой альтернативу "формальным" определениям и дескрипциям. Метафора порождает или подразумевает определенный взгляд на предмет, а не выражает его открыто. Она лишь позволяет "подмечать сходство на основе общепринятых ассоциаций" [Black, 1962, с. 25—47]. В результате автор определений-метафор оказывается не в состоянии провести четкие жанровые отличия между такими определениями, как, допустим, "исторические повествования" и "эпитафийные биографии": в действительности они могут обозначать один и тот же текст и при этом не исключать друг друга. Метафоры, таким образом, являются многозначными и многосмысловыми определениями [Davidson, 1978, р.45].

В середине XX в. вопрос о возникновении жанра тюркских рунических надписей начинает занимать все большее место в трудах ученых-востоковедов (как филологов, так и историков). Исследователи настойчиво пытались разобраться в том, чего же в тюркских надписях "больше": истории или литературы? Некоторые авторы сводили понятие жанра памятников к понятию их литературной формы. Обнаружив сходство данной формы со структурными характеристиками жанров, уже описанных и исследованных на материале других литературных традиций, они отождествляли жанр памятников с тем или иным "классическим" жанровым типом. Эту схему мы обозначили выше как
редукционистскую. Исследователи этой группы стремились (с большими или меньшими оговорками) отнести тексты тюркских стел к исторически универсальным, "идеальным" жанрам.

Наиболее распространенной в этой группе точкой зрения является отнесение жанра надписей к одной из разновидностей фольклора тюрков. Фольклор при этом понимался как все разнообразие устного творчества, причем творчества, известного в основной своей части по позднейшим его фиксациям (XIX-XX вв.) Исходным пунктом такого рода рассуждений являлось предположение о том, что если надписи возникли в среде народа, лишенного своей письменной литературы (и - это допускается обычно априорно - не были заимствованы из более развитой соседней культуры), значит, они могли сложиться только на основе фольклора - единственного источника словесности в таком обществе. Кроме того, сторонники "фольклорной теории" постоянно подчеркивали значительное стилистическое сходство памятников устного творчества и рунических надписей, полагая его достаточным основанием для вывода о том, что древнейшая тюркская литература оформилась в недрах фольклора. С.Г.Кляшторный отмечал, что в этом подходе было заметно естественное желание увязать ранние литературные памятники тюрков с гипотетически реконструируемым фольклорным миром давно минувшей эпохи. Он же подчеркнул наиболее характерный недостаток подобного рода предположений: "Реконструкция, впрочем, была осуществлена простейшим способом - в прошлое опрокинуто исторически недавнее эпическое наследие современных тюркских народов" [Кляшторный, 1992, с. 7].

В рамках этой точки зрения сформировалось несколько разных мнений, отличающихся друг от друга в зависимости от того, какому фольклорному жанру при сравнении с древнетюркскими памятниками отдавалось предпочтение. Закономерно, что данная точка зрения нашла большой отклик в среде фольклористов и этнографов, увидевших в рунических памятниках материал для собственных изысканий. Например, неоднократно высказывалось предположение о том, что тексты надписей послужили "прототипами" и "прообразами" будущих фольклорных жанров.

Противоположная форма редукции - а именно сведение тюркских рунических памятников к тому или иному "идеальному" типу произведений исторического характера - не получила распространения по двум причинам: во-первых, отсутствовали сами "идеальные" типы для подобного рода отождествления (т.е. памятники оригинальной тюркской историографической
традиции), а во-вторых, редукционисты, увлеченные обнаруженным ими стилистическим сходством рунических надписей и фольклора, как правило, обращали мало внимания на тот факт, что содержание надписей является историческим (т.е. рассматривали "историю" в надписях лишь как своего рода "дополнение" к фольклорной схеме).

Следующая группа авторов была не согласна с тем, что тюркские памятники создавались в рамках "идеальных" жанров. Ее сторонники пытались определить жанровую природу надписей дескриптивно: через описание структуры текста и функций памятников, а также того исторического контекста, в условиях которого надписи были созданы. В некоторых случаях, однако, исследователи сосредотачивались на описании только структуры повествования (уделяя при этом сравнительно мало внимания двум другим названным аспектам), а сама подобная дескрипция представала в виде комбинации разрозненных черт "идеальных" жанров, механически объединямых на основе того или иного принципа. При дескриптивном подходе такого рода (по существу, он представляет собой переходный этап от редукции к дескрипции) жанр тюркских надписей описывался как продукт смешения элементов, свойственных различным жанрам (как правило, фольклорным в указанном выше смысле). Эти элементы представлялись неизменными составными частями, своего рода "атомами" отдельных жанров. Таким образом, сторонники данной разновидности дескриптивного подхода обычно ограничивались описанием структуры текста в виде комбинации нескольких элементов "идеальных" жанров (а не отождествления или "сложения" жанров целиком, как у редукционистов).

Дескриптивисты другого рода (назовем его условно "комплексным")5 избегали рассмотрения элементов отдельных жанров в качестве своеобразных жанровых "атомов", а подчеркивали то обстоятельство, что заимствование подобных элементов (если таковое имело место) всегда влекло за собой их переосмысление в рамках нового контекста, в котором между этими элементами устанавливались новые связи и менялась сама природа их взаимодействия (за исключением случаев своего рода "цитирования"). В большинстве случаев исследователи этого типа предпочитали говорить не о заимствовании одним жанром элементов другого, а о наличии в обоих жанрах конвергентно обусловленных элементов общности. Они старались показать специфику жанра рунических памятников не путем отыскания его "родственников" в различных
Список литературы
Цена, в рублях:

(при оплате в другой валюте, пересчет по курсу центрального банка на день оплаты)		 1425
Скачать бесплатно 23494.doc 





Найти готовую работу


ЗАКАЗАТЬ

Обратная связь:


Связаться

Доставка любой диссертации из России и Украины

Вход для партнеров

Регистрация

Восстановить доступ

Материал для курсовых и дипломных работ


Ссылки:

Выполнение и продажа диссертаций, бесплатный каталог статей и авторефератов

Счетчики:

Besucherzahler
счетчик посещений

© 2006-2024. Все права защищены.
Выполнение уникальных качественных работ - от эссе и реферата до диссертации. Заказ готовых, сдававшихся ранее работ.